Годы нашей жизни

В Кременчуге на пристани попытались заработать, чтобы сесть на пароход или деревянный дуб (по Днепру и через пороги, с большим риском, плыли эти душегубки, куда набивалось пятьдесят — восемьдесят человек). Ничего из этого не вышло, и, проводив лодку горестным взором, отправились дальше пешком. Двигались старыми чумацкими шляхами. Чем дальше на юг, тем больше попутчиков. В Михайловке собирались большие партии.

Хлеба Петр Бойко взял на неделю, уже шла третья. Он едва передвигал израненные ноги.

Весенняя степь прекрасна, а в голове только тревожные мысли: каково еще там будет, на этой ярмарке, и наймутся ли, и какие цены? Всю дорогу об этом разговор.

Вот она видна наконец, Каховка. На берегу Днепра народу — не счесть. А паром перевозит из Берислава все новые и новые партии, подплывают переполненные дубы. В Каховке Николаевская ярмарка. На ярмарке не повезло Петру Бойко и его односельчанам. Двинулись дальше. Наконец в Херсоне удача — нанялись в экономию, плата — 25 копеек за день.

После всего пережитого это показалось Петру счастьем. А поздней осенью, за неделю до расчета (Бойко работал барабанщиком на молотилке), несчастный случай — искалечена рука. Эти «случаи» в экономиях были нередки. На десятки верст вокруг нет для батраков ни фельдшера, ни лекарств. Обернув грязной тряпкой руку, в жару лежал Бойко на полу землянки, пока не выгнал управляющий. Когда он добрался до Херсонской земской больницы, было уже поздно. Врач, чтобы спасти человека, отрезал ему руку…

История типичная.

Через несколько лет — уже в двадцатом веке — примерно вот так же ходил в Каховку герой Коцюбинского — Прокоп Кандзюба из «Fata morgana». И вернулся ободранный, без гроша и больной. Разве что руки остались целы.

4

В те самые дни, когда двадцатилетний Петр Бойко инвалидом вышел из больницы и думал, как ему добраться домой, в Херсоне заседал 13-й губернский съезд врачей. На трибуну поднялся высокий, казавшийся значительно старше своих тридцати семи лет, человек в черной тужурке и очках в железной оправе.

Николай Иванович Тезяков был известным в губернии земским санитарным врачом. Крестьянский сын, он болел горем своего народа и всем сердцем хотел служить ему. В уездах Херсонщины он боролся с эпидемиями, с огромной детской смертностью. А в короткие часы отдыха мечтал о деревне, где будут врач, акушер, аптека.

Однако на сей раз он вел речь о другом. Три последних года, 1893–1894—1895-й, Николай Иванович изучал условия жизни и труда той огромной армии сельских пролетариев, которая каждое лето приплывала к херсонским берегам.

С большущими трудностями Тезяков организовал несколько лечебно-продовольственных пунктов на рынках, куда батраки приходили продавать свою рабочую силу. Земский санитарный врач, пользуясь материалами этих пунктов, обрисовал трагедию сотен тысяч таких же батраков, как Петр Бойко. Болезни косили их в пути, на всех шляхах, в вагонах, на палубах и на рыночных площадях. Смерть широко шагала по казармам и землянкам, в экономиях, куда не ступала нога фельдшера и где люди часто жили рядом со скотом.

Лечебно-продовольственные пункты, как бельмо на глазу, раздражали помещиков. И земский санитарный врач (тот самый Н. И. Тезяков, который после Октябрьской революции ведал в Советской России санаториями и курортами для рабочих и крестьян), обращаясь к своим коллегам, просил их поддержать и защитить врачебно-питательные пункты для батраков, добиться устройства навесов на рынках, где крестьяне живут неделями.

Тезякова сменил на кафедре другой земский санитарный врач, Петр Филиппович Кудрявцев. Он моложе коллеги, но за 33 года жизни уже многое узнал о бедах и несчастьях народа. Кудрявцев находился под живым впечатлением того, что в майские дни 1895 года сам наблюдал на Николаевской ярмарке в Каховке. Петр Бойко был только одним из двадцати тысяч батраков, что из двадцати четырех губерний принесли в Каховку свои надежды на кусок хлеба. Хозяева четверти, осьмушки, шестнадцатой части лошади неделями лежали на Каховском рынке под палящим солнцем, ожидая, когда же улыбнется им судьба. Это была горькая улыбка.

Из двадцати тысяч только двести человек приехали в Каховку по железной дороге или на палубах пароходов. На вопрос — есть ли у них какие-либо запасы провизии, рассказывал съезду земский врач, тысячи людей ответили, что у них нет ни припаса, ни денег. А ведь из двадцати восемь тысяч ушли из Каховки ни с чем, отправились дальше — искать «наемки».

Две книги, вышедшие в Херсоне в 1896 году, рассказывали правду о рабочих рынках тех дней. О батраках в Херсонской губернии написал большой труд Н. И. Тезяков. Весеннюю ярмарку 1895 года в Каховке описал П. Ф. Кудрявцев.

Эти книги были у Ленина, когда он трудился над третьей главой «Развития капитализма в России».

На полях сочинения Тезякова, там, где земский врач описывал хождение по мукам наемного рабочего с Каховокого на Херсонский рынок, Владимир Ильич заметил: «Положение рабочих хуже туземцев».