Годы огневые

Ездил я в Ленинград для обмена опытом к знаменитому токарю–скоростнику товарищу Борткевичу. Вот, скажу вам, человек! Мастер — золотые руки. Образованный, культурный, в своем деле профессор, настоящий ленинградец. Восемьсот чертежей он мне дал новых приспособлений, инструмента, различных режимов обработки металла, новых станков для резки металла и заточки инструмента.

Пришел я там на один завод, стоит станок, ну, волшебство рук человеческих, умница, сам себя полностью обслуживает, только говорить не умеет, но когда операцию заканчивает, — звонком предупреждает. И такой станок критикуют. За что, спрашиваю. А за то, говорят, что конструктор не предусмотрел тех новых скоростей, на которых в 1950 году будут наши скоростники работать. Видите, на кого технику равняют, хоть она и волшебная.

В Ленинграде я заключил договор на социалистическое соревнование с токарем Козыревым. Взял я обязательство выполнять ежемесячно не меньше 500 процентов нормы. Дать в течение года рационализаторских предложений, экономящих не менее 100 тысяч рублей. Еще ряд других обязательств взял, но самое трудное — книгу я обещал написать о методах скоростного точения. Не литератор я, не ученый. На завод пришел 25 Лет назад неграмотным, чернорабочим был, окончил, правда, вечернюю школу рабочей молодежи, потом на вечернем рабфаке учился, прошел курсы по теории резания металла, Курсы мастеров, дома занимался, до войны библиотечку себе собрал в 300 книг по холодной обработке металла.

К книге величайшее уважение и любовь имею. Но самому написать — строго, ясно, доходчиво — это ж так трудно.

Я очень люблю свое дело, увлекательная эта профессия — токарь. Много мыслей всяких, да не все в строку. Вот, например, сноровка, опыт, все это очень хорошо, а вместе с тем очень мало. Теперь настоящий токарь должен быть образованным, мыслящим человеком; Сложнейшие машины, особые качественные металлы, новый режим резания, новая технология. Вот получили мы заказ на экскаватор, каких мы еще не делали, пускать в производство должны были через два месяца. Пошел я в конструкторское бюро, ознакомился с проектом, выписал для себя чертежи тех деталей, которые, возможно, мне придется обрабатывать, посоветовался с инженером–металлургом, какие стали будут идти на них, а после работы, когда домой приходил, расчеты режима прикидывал. Два месяца готовился. И когда детали поступили в цех, у меня уже вся технология была разработана.

Специальную резцодержательную головку придумал, приладил индикаторные приспособления для настройки резцов на размер и благодаря всему этому сразу дал увеличение нормы в семь раз. Как видите, только на одной сноровке и опыте далеко не уедешь.

Или вот: точили мы тонкие валы для экскаваторов. Операция несложная, но крайне медлительная. Нельзя было применять резцы с победитом, крошились они, а обыкновенные быстро тупились. После работы остался я и экспериментировал, испортил резцов кучу, а причины понять не мог. Ночи пе спал, думал и, наконец, понял — вибрация. Вибрирует вал во время обработки и разрушает победит, вот в чем дело. Значит, надо устранить вибрацию. Два месяца, как шальной, перепробовал все способы крепления, и ни один не давал результата. Наконец, сконструировал я жесткое крепление. Стал испытывать его — нет вибрации, держится победитовый резец. Но тут решил я подвергнуть свое приспособление самому рискованному испытанию. Переменил шестерни у станка, чтобы увеличить обороты, запустил его на таких высоких оборотах, на каких не только валы не обрабатывают, но вообще в токарном деле у нас не применяли. Решил, пусть несколько минут станок на таком режиме идет только для испытания крепления. Душа, конечно, замерла. Вдруг, думаю, крепление не выдержит, и все к чертям разлетится.

Работаю час, два, уже светает, а станок, как часы.

Трудно передать, что я тогда чувствовал. Но не оттого я полноту счастья узнал, что приспособление мое испытание выдержало. Другое меня поразило. Скорость. Значит, может станок на высоких оборотах работать, и такой режим может быть постоянным. Понимаете, как меня всего перевернуло от этой мысли! Думаете, я от своей гордости был взволнован? Нет. Я волновался оттого, что ведь так мы уже работали во время войны, но я не отдал себе после отчета, не продумал всего того нового, что во время войны в технике родилось.

В Сибирн мы тогда как работали! Темпы, скорости — все тогда решало, и мыслили мы скоростями. Я тогда тысячником был, свыше тысячи процентов нормы выполнял. И вдруг, когда пришло радостное время нашей победы, вернулся я в свой родной Киев и все как будто это забыл. Вот какие мысли меня тогда волновали.

Написал я в партийный комитет заявление, что беру обязательство: теперь в каждый послевоенный год выполнять пятилетнюю норму. II вызвал на соревнование киевских токарей.