Годы огневые

Понимал я всю ответственность этого вызова. Дело было не только в том, выполню я, Семияский, свое слово или нет. Дело было серьезное. Должен был я, как большевик, раскрыть на своем примере все общественное значение скоростного метода. Ведь нельзя было его ограничивать только одной нашей профессией — токарей, нужно было у людей вкус к высоким темпам вызвать, увлечь их.

Как вам уже говорил, изучил я предварительно все технологические данные, детали, которые мне придется обрабатывать, разработал режимы, одновременно станок себе приглядывал, обдумывал. Остановил я свой выбор на револьверном станке.

Высококвалифицированные токари револьверный станок не уважают: операционио он очень ограничен. Но я его переделал полностью. Я на нем мог теперь производить все те операции, как на токарпом станке. Поставил сильный мотор, укрепил фундамепт станка, забетонировал его так, что всякие вибрации полностью исключались. Много дополнительных приспособлений сделал. И приступил. Ну, как я работал — знаете. Сдержал свое слово: каждый год выполняю пятилетнюю норму. Но вот как–то в один, как говорится, прекрасный день разворачиваю я газету «Правду» и читаю там статью о ленинградском токаре–скоростиике товарище Борткевиче. Читал — это, конечно, слабо сказано: мне каждая строчка той статьи в сердце входила. Бесценные были для меня те строчки. Я их и сейчас наизусть помню, там, где говорилось о геометрии резцов, которые применял Борткевич, — резцы с отрицательным углом! Вы, понимаете, что это для меня тогда было, что это значило. Открытие!

Сделал и я такие резцы. Я не знал, конечно, всех условий режима, но я его разработал. И к началу этого года достиг тех скоростей, которые рекомендовал товарищ Борткевич при работе с этими резцами.

Ну, тут стал я пропагандистом. Где только можно, выступал, рассказывал о скоростных методах обработки металла. На соседние заводы ходил, там агитировал, показывал, на городском партийном активе Киева говорил. Подхватили киевские токари этот метод. Но у меня мысль о большем была: увлечь людей других профессий, чтобы и у них загорелся огонек в сердце.

И вот приходит ко мне наш замечательный строгальщик Цибенко и говорит: мне твой технологический метод скоростного резания не подходит, я строгальщик, но хочу по своему делу тоже скоростником быть, мотор я себе уже сменил, темпы увеличил; значит, выходит, что я теперь тоже скоростник, только по другой специальности. Кузнец Куровский придумал десять приспособлений, увеличил мощность парового молота и тоже в наше движение скоростников включился. Монтажники заявление сделали.

Вот тогда я полное счастье и испытал. И было оно выше той радости, которая у меня была тогда, когда я придумал жесткое крепление тонких валов, изобретателем себя почувствовал.

Почему это — полное счастье, а изобретение — только радость? Так ведь техника для человека предназначена, и новое в технике не только продукцию дает, оно в человеке новое, хорошее будит, а для меня, коммуниста, это и есть высшее счастье, в людях хорошее размножить, увлечь их хорошим.

Если по–настоящему кто бы взялся историю стахановского движения написать, так ведь надо говорить, как души у людей росли, расцветали. Всю силу нашей советской техники может полностью понять только тот, у кого сознание высокое, сердце пламенное, мысли просторные, чистые, возвышенные. Она же вечно живая, по ней сразу понять можно, чем страна дышит.

Мы сейчас у себя на заводе экскаваторы делаем, и каждый заказ словно картина будущего. Ими же новые города будут строить, заводы, и если они в несколько раз мощнее, сильнее прежних, значит, и строить все это будут быстрее, чем раньше, лучше.

Всем хочется это вот будущее наше скорее увидеть, пожить в нем, а для этого организуй скорости, которые от тебя зависят, распространяй их.

Вот почему я так о счастье сказал, когда движение скоростншшв вширь пошло, по другим профессиям. Дело не только в методе скоростного резания, дело в социалистической душе его.

А вот такие мысли у меня в книге не получились, постеснялся их писать. Расчеты, таблицы, чертежи приложил, технологию обстоятельно описал, невредная книжка для токарей получилась, а самую суть изложить не смог, голая техника заела. А надо было б написать, с сердцем написать.

После приезда из Ленинграда занялся я у себя на заводе использованием того богатства, которое привез, изготовлял новые резцы, различные приспособления для скоростной резки. Еще больше загорелся идеей скоростной обработки. Ходил по всем киевским заводам, собирал людей, показывал, как применять на различных операциях скоростное резание. Появились на других заводах агитаторы и пропагандисты скоростных методов. Организовал кружок из лучших токарей, чтобы они, в совершенстве овладев новым методом, могли выступать в качестве инструкторов на других заводах.