Годы привередливые. Записки геронтолога

Началась у нас новая жизнь. Женщина была русской, но оказалась родом из города Гори, родины «лучшего друга» всех строителей, инженеров, врачей и поваров. Она кормила нас изумительными блюдами, основу которых составляла птица или рыба. Каждый вечер, возвращаясь с объекта к себе в школу, мы охотились на кур, беспечно покидавших свои насесты и гулявших возле старых птичников. Получив удар палкой, куры оказывались в сумках, в которых мы переносили инструмент, чтобы затем в школьном подвале, будучи ошпаренными кипятком и ощипанными, подвергнуться вскрытию по Шору, которое я производил над раковиной, и затем оказаться в большой жестяной банке с раствором уксуса, где они дожидались утра и поварихи. Кур кормили рыбой, и отбить ее тошнотворный запах можно было, только вымочив их в уксусе. Мы обычно приносили с работы по полкурицы на брата, а пятую – семье поварихи. Совесть нас не мучила, так как каждый день мы видели, как десятки мёртвых кур выносили из старых птичников и выбрасывали в выгребную яму.

Самыми везучими охотниками были Саша Селезнев и Дима Кованько, но и мне доводилось праздновать удачу. Нечего и говорить, поварихе с ее кавказским прошлым удавалось готовить из кур такое разнообразие блюд, что мы за месяц их потребления совершенно не прониклись к ним ненавистью. Кроме того, в совхозном магазине, который обеспечивал город Петропавловск говядиной, свининой и курятиной и, конечно же, молоком и яйцом, всё это было в изобилии и по смешным ценам. Было также изобилие разнообразной рыбы в любом виде, включая копчёную. До сих пор помню удивительно вкусную вяленую, почти прозрачную золотистую рыбу с загадочным именем пристипома, которую мы употребляли с пивом.

В один из прекрасных августовских дней нам не привезли бетон. Возникла некоторая пауза в нашем доблестном труде, и мы решили заполнить её экскурсией на вершину сопки, у подножия которой располагалась птицефабрика. Сопка была невысокой – не более 400 метров, но нас смущало какое-то необычное белое пятно на её вершине, проглядывавшее сквозь деревья. Любуясь величественными тремя вулканами, покрытыми снежными шапками, и далекими высокими сопками, уходившими в глубь полуострова, также увенчанными снегом, мы не могли себе представить, что на такой небольшой сопке мог быть снег. Тем не менее, когда мы, продравшись сквозь заросли травы и папоротников в человеческий рост и каких-то кустарников, вышли на вершину сопки, то увидели удивительную картину: на поляне лежала подтаивающая шапка снега, по краям которой росли лиловые дикие ирисы. Видимо, под снегом была линза вечной мерзлоты, сохраняющая его даже в августе. В сентябре, как говорили местные жители, уже мог выпасть снег. Сохранилась прекрасная фотография, на которой мы с товарищами сидим на снегу, а рядом растут цветы, папоротники, березы и сосны. Жаль только, что тогда у нас не было цветной пленки.

В другой прекрасный день мы устроили себе выходной и съездили в Паратунку, где были расположены многочисленные камчатские санатории и тепличные хозяйства. Там били из-под земли горячие источники, которые использовали для отопления домов и теплиц дармовую воду, нагреваемую недрами вулканов. Мы даже искупались в большом открытом бассейне, действующем круглый год, – вода, вытекающая из какой-то ведущей в преисподнюю трубы, имела температуру около сорока градусов и пахла серой.

Однажды мы решили посмотреть на открытый океан, до которого рукой было подать от нашей птицефабрики. Но на берег выходить было нельзя – погранзона, вдоль всего океанского побережья стояли стальные пограничные вышки. По совету аборигенов мы взяли совковые лопаты, сели в кузов самосвала и выскочили на нем из леса к бескрайнему пляжу, покрытому золотистым песком, заготовкой которого мы должны были объяснить в случае задержания свой несанкционированный выход в запретную зону. Мы разделись и помчались в казавшийся ласковым Тихий океан. Но вода оказалась настолько холодной, что перехватило дыхание, и так же стремительно мы выскочили из нее на берег. Была небольшая волна, кое-где виднелись белые барашки. Возникло и навсегда осталось в памяти ощущение бескрайности и огромной мощи океана. Пограничники нас не задержали, да мы их и не видели. Наверное, они знали все совхозные машины и закрывали глаза на заготовку песка – его там было немерено.