Годы привередливые. Записки геронтолога

Заслуживает специального описания история возникновения представления о метаболической иммунодепрессии, непосредственным свидетелем которой я был. В 1976 году в Киеве состоялся III Всесоюзный съезд геронтологов и гериатров, на который В. М. Дильман взял М. Н. Остроумову, Е. В. Цырлину и меня. У нас всех были доклады, я впервые был в Киеве, впервые на съезде геронтологов, где познакомился с В. В. Фролькисом, Н. С. Верхратским, В. В. Безруковым, Г. М. Бутенко, А. В. Сидоренко и многими другими геронтологами. В. М. Дильман делал доклад на секции по возрастным изменениям жирового и углеводного обмена, в котором доказывал ведущую роль возрастного повышения гипоталамического порога к торможению в энергетическом гомеостазе (гормон роста – инсулин – глюкоза – жирные кислоты) в старении этой системы. Ему активно возражали некоторые участники заседания. Помнится, что один профессор из Азербайджана кричал, что в горах его республики не едят растительного жира, а только барашка, а число долгожителей – самое большое в мире! В. М. Дильман в присущей ему манере громил всех оппонентов, уличая в невежестве и незнании основ эндокринологии и биохимии. В дверях стоял профессор Зденек Дейл, заглянувший с другой сессии и слушавший эту перепалку. Попросив у председательствующего разрешения показать только один слайд в дискуссии, он показал фотографию двух крыс. Одна из них была с явным ожирением. «Она весит почти килограмм, – сказал Дейл, – и живет значительно дольше, чем другая, которая весит 400 граммов». И ушел. Разгоряченные вышли участники заседания из зала, в котором оно проходило. Дильман спрашивает нас с Мариной – ну, как нам дискуссия? Рядом с нами стоял наш знакомый, ученик генетика Давиденковой Евгений Шварц. «Владимир Михайлович, – говорит Женя, – я тут недавно работу прочитал, что если нагрузить мембрану лимфоцита холестерином, то существенно снижается ответ на конканавалин А и ФГА (фитогемагглютинин)». Владимир Михайлович «сделал стойку»: «У вас, Женя, есть оттиск этой статьи?» Получив утвердительный ответ, он тут же велел мне по возвращении домой в Ленинград немедленно съездить к Жене в Куйбышевскую больницу, где тогда размещалась лаборатория Давиденковой. Оттиск был доставлен, сразу поставлены опыты, и в «Вопросах онкологии» уже через два-три месяца вышла статья В. М. Дильмана, где на одном (!) больном были продемонстрированы нарушения и сформулирована концепция метаболической иммунодепрессии[44].

В конечном счете огромный материал, который был получен в лаборатории эндокринологии при изучении онкологических больных при сравнении с нормальным старением, позволил В. М. Дильману выдвинуть представление о синдроме канкрофилии как факторе, способствующем возникновению и развитию новообразований. Весьма кстати оказались результаты моих опытов с различными моделями канцерогенеза. Вспоминаю в этой связи забавный случай, произошедший на конференции по канцерогенным нитрозосоединениям, которые регулярно в 70-е годы прошлого века организовывал в Таллине П. А. Боговский. Это всегда был для нас праздник, поскольку Таллин был для нас «настоящей Европой» – тихий, культурный, чистый средневековый город, с немного чопорным и говорящим по-русски с милым акцентом населением. В 1975 году, когда я делал доклад о феномене канкрофилии, развивающемся при канцерогенезе, индуцируемом нитрозосоединениями[45], председательствовавший на заседании академик Леон Манусович Шабад, человек с большим чувством юмора и острый на язык, после заседания обнял меня за плечи и, похвалив моё выступление, улыбаясь, сказал: «Всё это очень интересно, но передайте, пожалуйста, дорогому Владимиру Михайловичу, что у него не канкрофилия, а терминофилия!» Передать это Дильману я не решился.

Камчатка-1974

Следующий год я планировал провести с семьёй. Но когда мне позвонил Толик Павленко и сказал, что мужики собираются на Камчатку, упустить такой шанс увидеть вулканы и побывать на краю света я не мог. Я тогда ещё и не предполагал, что мне доведется увидеть Этну, Везувий и Стромболи. И вот турбовинтовой лайнер Ил-18 вылетел из Ленинграда и, всего-то приземлившись в Омске, Томске, Красноярске, Якутске и Магадане, сделал последний бросок и через 21 час после вылета, махнув крылом Безымянной сопке – самому большому камчатскому вулкану, приземлился в аэропорту Елизово. Мы приехали в посёлок Дальний, километрах в тридцати от Петропавловска. Три величественных вулкана – Корякский, Козельский и Авачинский, покрытые снежными шапками, нависали над нами.