Годзюон

Когда мне нужно ехать в Синдзюку, я не беру автомобиль. Потому что Синдзюку это узкие, запутанные дороги, переполненные парковки и унылая Япония прошлого века на значительном промежутке пути. Токийским метро я тоже не пользуюсь. Потому что я совсем не люблю метро. Под землей мне становиться холодно и душно, во всяком случае, пока. К тому же метро самый доступный по цене вид транспорта в Токио, и поэтому там всегда многолюдно.

Я еду электричкой.

От моего дома до Синдзюку, дорога занимает 20 минут по зеленому кольцу. Каждая из этих двадцатиминутных поездок оставляет в моей памяти маленький живой фрагмент Токио. Среди них необъятной ширины бабушка в бальном платье с вишнями, красноволосый гомосексуалист на шпильках, примерные маленькие школьницы с посиневшими на зимнем ветру голыми ножками, инвалид на засохшей ноге в одной набедренной повязке — кого только не встретишь в Синдзюку! Бомжи, о запахе и манерах которых любят стенать в России, есть и в Токио. Спят на бархатной скамеечке электрички, а японцы с невозмутимыми лицами нюхают рядом, как будто ничего не происходит.

Сегодня это «она».

Она зашла в вагон электрички. Слишком крупная для японки. Такие редко встречаются, скорее как исключение. Одета непримечательно — юбка и блузка из хлопка, любимого азиатками «детского» фасона. Я не выношу этот стиль. В живописи называется «наив». На взрослой костистой женщине этот «наив» выглядит придурковато. Япония прощает своим женщинам такой вид. «Вид» дополняли черные, сетчатые колготки. Черная сетка — распространенный штрих гардероба, призванный привлекать пристальное внимание. И внимание привлекалось, а затем прямо-таки приковывалось к ногам японки. Жилистые, с крупными узловатыми венами на ступнях и большими ногтями в остатках черного лака, эти ноги необъяснимым образом вызывали во мне сострадание — сострадание к ущербному.

Час пик иссяк, и в вагоне было свободно. Она встала рядом, вплотную с моей скамьёй, и началось невообразимое. Частые-частые движения руками: поправить волосы, залезть в сумку, откусить заусениц, поковырять в носу, растереть и рассмотреть содержимое. Ногами: переступать туда-сюда, чесать одну о другую, расправлять и снова загибать смятую пятку туфли. Эти движения следовали одно за другим без остановки. Она заняла собой всё пространство вокруг, казалось, что шевелится многорукий осьминог.

Есть люди с энергией «черных дыр», они всасывают в себя внимание, чувства, пространство. «Черную дыру» ощущаешь, даже если закрыть глаза. Я закрыла глаза. Стали слышны звуки. Это были звуки соскребания и пощелкивания. Большим пальцем руки она неистово соскребала старый лак с других пальцев. Ноги и «незанятая» соскребанием рука продолжали ранее начатый хоровод. Её лицо оставалось при этом абсолютно бесстрастным.

Освободилось место рядом. Она плюхнулась, именно плюхнулась, как куль. Щелкающие ногти стали ближе. Постучав ногтями, она отодвинула широкий браслет часов и стала корябать бородавку под ним, потом принялась расти-

Н.В.

«Н» последняя буква азбуки Годзюон. Она завершает слова. Сокращение «н.в.» — настоящее время, то есть то, что я чувствую сейчас.

Как жаль, что в токийском Hermes'e нет кафе. Я зашла посмотреть для подарка мужские ароматы и надолго задержалась. Наступило чайное время, а я не могла решить куда пойти.

Чай для меня не цель. В конце концов, самый лучший, бархатный, чайный вкус — у чая, который он заваривает мне дома, по утрам. Для меня важен дух заведения. Совокупность незначительных вещей, изменяющая настроение. Иногда хочется почувствовать сезон, иногда ритм центра, иногда записать свои мысли — для каждого случая свои места. Но по какому-то непостижимому закону, даже лучшие места со временем изживают себя. Начинается с мелочей. Например, меняется повар, и на поверхности каппучино рисунок кошки становится собакой, или с привычного места исчезает бесполезный таксофон прошлого века и так до момента необратимой метаморфозы пространства.

Самое ближайшее к Гермесу кафе в Мицуко-си. Но там в это время дня крепко пахнет ланчем. В шоколадное кафе? Шоколад слишком любят скрипучие японские бабушки. В традиционное японское кафе «Торайя»? Нет. В «Торайю» молодые японки стали часто водить за ручку толстозадых гогочущих иностранцев. В «Сисэй-до»? Вместе с этой мыслью, как из-под земли передо мной вырастает официант кафе «Сисэйдо» с пакетами в обеих руках.

- Вы к нам?

- В следующий раз...

В «Сисэйдо» в последнее время стало прохладно, а я очень легко одеваюсь. И я пробегаю мимо, до чайной Burberry.

В Burberry ни души. Горячие сконы со сливками, молоко, блестящий металлический чайник, печенье в подарок и — «С добрым утром». Да, мне точно сюда.