Гоголь и его души (СИ)

Чичиков. «Я так решил»? Это до издания книги вы можете что-то решать, пока текст в черновиках и в рукописи. А уж после – ни-ни! Не ваше! Книжечка напечатана – всё, руками не трогать и, тем более, в печку не совать!

Гоголь. Ого! Какой вы, Павел Иванович, стали самостоятельный.

Чичиков. Каждый персонаж рано или поздно становится самостоятельным. Пора бы вам, сударь, это уже и понять. Давно ведь пишете. Опыт имеется. Первый признак автора-классика – это когда его персонажи начинают «гулять» сами по себе. Оторвались вы, сударь, от жизни. Всё по Италиям разъезжали, по Неаполям. Хотели удивить мир сочинением о хитром аферисте? Вам бы по поварской части лучше пойти, а не по литературной. Вот с пастой итальянской у вас получилось получше, чем с «душами». На кухне-с… там бы свои таланты и проявляли.

Гоголь. Что ж вы, сударь, мешаете «кислое с пресным», кухню с литературой?

Чичиков. А вот уж так. Я ведь честный предприниматель, а не пройдоха какой-то. А вы меня как изобразили? Я ведь законов не нарушал, действовал только и исключительно в рамках… так сказать. А у вас выгляжу как беспринципный прохвост.

Гоголь. Милостивый государь! Почему вы вообще позволяете себе такой тон в разговоре со мной? Вы ведь мой персонаж. Вы обязаны говорить то, что я вкладываю в ваши уста. То, что я написал для вас. Вот и извольте не фамильярничать и не гнать «отсебятину». Только по тексту, по авторскому тексту. Извольте уважать авторские права!

Чичиков. Авторские права? О, да! Они, конечно, существуют… а только зачем вы, сударь мой, нас всех описали такими глупыми и жадными? Разве мы такие?

Гоголь. Я вас всех такими увидел. Все вы сатирические персонажи. Вот так!

Чичиков. Вам бы, сударь, писать простые сказки… А вы взялись сочинять про сказки ревизские. Тут ведь соображать надо. А не просто так. Система налогообложения – часть государства. А вы всё шуточки свои шутить продолжаете.

В простых сказках можно ведь размахнуться с фантазией. Ну, там про серого волка… про царевну… А вы?

Вот где вы видели, чтобы нормальный человек хотел построить огромный и ненужный мост у себя в усадьбе? А вы Манилова – человек-то ведь реалист, прагматик – заставили произносить такую чепуху. А он ведь планировал будущее… И сына его обозвали весьма неблагозвучно, Фемистоклюсом. Экая безвкусица!

Гоголь. Вы все персонажи сатирические и отрицательные. Повторяю вам. Может быть, вам Собакевич нравится?

Чичиков. Что значит «нравится-не нравится»? Я про Собакевича ничего плохого сказать не могу. Солидный человек, предприниматель. Денег на ветер не бросает. Хозяйственный. А вы его каким-то стяжателем изобразили. Отчего ж так? Его бы директором банка… да чего уж там, директором самого главного банка в стране поставить. Он бы уж Родину не продал…

Гоголь. Ну… не знаю. Хозяйственный? Не думаю.

Чичиков. А Коробочка? Какая гостеприимная женщина. Ну, в возрасте… старушка. А как она меня угощала! Вот уж действительно щедра! До сих пор помню… А вы её изобразили совершенно глупой. Зачем?

Гоголь. Таков её характер.

Чичиков. А Ноздрёв? Ведь это храбрец. Решительнейший человек! Украсил бы и современную армию. Я бы его поставил главнокомандующим всех войск. А вы его изобразили просто пьяницей. Разве такие главнокомандующие бывают? Моветон, мсье!

Гоголь. Что, уж совсем ничего не угадал? Таково ваше мнение? Всё неправильно?

Чичиков. Ну… отчего ж всё? Дороги угадал. Это факт. Ничего не скажу – угадал точнёхонько. Уж поездил я по ним в своей бричке… Дороги наши – дрянь. Были и есть. Не поспоришь никак. Не умели строить, и не умеем. Да в умении ли дело? Тут неплохо бы опять же Собакевича спросить, если, конечно, его обер-прокурором поставить. Он бы порядок навёл враз. Умение строить пришло бы моментально. Кабы Собакевича обер-прокурором – то дороги построились бы сами собой, и мосты будущего для Манилова тоже. Даже не знаю, честно говоря, какая роль бы ему пришлась более кстати. Да только вы на его счёт выразились по-другому. Да-с.

Гоголь. Я выразился, как посчитал нужным. Нет смысла обсуждать.

Чичиков. Смысл обсуждать – он есть всегда. Особенно когда вы бережливых людей в своей «поэме» выставляете скрягами.

Гоголь. Это кто ж такой бережливый? Уж не Плюшкин ли? Не о нём ли речь?

Чичиков. Он самый, о нём и речь. Плюшкин, дорогой Николай, это самый лучший кандидат в премьеры, во все времена и поныне. Это я Вам точно говорю. Экономнейший сберегатель ценностей. Поставь такого блюсти казну, так он её не то что сохранит – приумножит, будьте спокойны. Сам ничего не украдёт и другим не позволит. А вы нарядили его в рванину и изобразили крохобором. Транжирите ценные кадры, я бы так сказал. Негосударственный подход.

Гоголь. Да-да-да… Вот у меня уже и возникло желание переписать кое-какие главы.

Чичиков. Что «да-да-да»? Николай, да вы вон хоть у Коробочки спросите. Ну, скукотища ваши «Мёртвые души».