Читаем Гоголь и географическое воображение романтизма полностью

Ястребцов исходил из предпосылки, что состав изучаемых детьми предметов и способы их изучения не соответствуют как особенностям умственного развития ребенка, так и требованиям современной жизни. Жизнь ориентируется, по его мнению, на «физическое благосостояние, употребляя для сего: 1) усиление промышленности машинами, 2) сообщение с разными краями света и народами, 3) утверждение обязанностей и прав каждого члена общества»[283]. Ястребцов предлагал сократить количество предметов и изменить их состав, отказываясь от истории, понимание которой требует от ребенка жизненного опыта, которым он не обладает, а также «пиитики» и латинского языка, которые мало применимы в практической жизни (в отличие от английского и немецкого языков, обучать которым не принято, хотя они востребованы общением россиян с этими народами).

Опираясь на педагогические открытия Ж.-Ж. Руссо и его последователей, Ястребцов требовал, «чтобы преподаваемые сведения не переходили за границы детского понятия»[284]; «учить детей из какой-нибудь науки только тому, что не превышает их понятия, не затрудняет много ума их»[285]. Это требование Гоголь в своей статье повторяет несколько раз и особенно акцентирует при ее завершении: «В эти примеры, в эти уподобления должны входить предметы, сколько можно ближайшие к еще ограниченным его понятиям, и ни одною чертою, ни одним порывом не должны они вырываться из области детского мира» (§ 11). Ястребцов также требовал постепенного углубления предметов, чтобы «горизонт» ученика распространялся «нечувствительно, но беспрерывно и легко»[286]. Гоголь советовал: «Самые же факты науки должны возвышаться постепенно; но до такой только высоты, до которой может подняться дитя с своими бережно развивающимися понятиями. Перешагнув эту заповедную черту, педагог облечется в туман и неясность» (§ 11).

В отличие от умозрительных педагогических требований, Гоголь показал их применение к конкретному материалу географии: писатель советует разделить курс географии на два класса – сначала давать общие сведения («весь эскиз мира; все части земного шара», § 3; «Дитя наперед всего должно непременно составить себе общее характеристическое понятие о каждой из сих частей света», § 5), а в другом классе «идею, начертанную в голове воспитанника», следует «раздвигать» (§ 3).

Статья Гоголя заканчивается утверждением, что «леность и непонятливость воспитанника обращаются в вину педагога» (§ 16); это утверждение напоминает пространно развитую мысль Ястребцова о том, что применение его системы

требует большого искусства со стороны учителя. Учитель не только должен знать все мели и глубины науки – вещь немаловажная – но и угадывать тотчас всю слабость и силу ученика своего, и поступать, не теряя времени, сообразно с его слабостью или силою: но в этом-то и состоит достоинство сего правила, что оно переносит большую часть тяжести с плеч младенческих на плечи взрослого человека[287].

Наиболее важна для Гоголя была тема зрения, которую Ястребцов развивал в связи с требованием совершенствовать при умственном воспитании и «органы чувств». Свои положения он обосновывал открытиями физиологии:

Между чувствами особенно важно зрение: его впечатления, как физиология доказывает, суть самые ясные и постоянные из всех других чувственных впечатлений; они почти всегда наполняют душу человеческую, даже во сне[288].

Преподавание детям сведений через собственные их чувства, особенно через чувство зрения, которое отличается перед прочими силою своих впечатлений; ибо сведения, переходящие к уму через чувства, не требуют от ума большого внимания, и врезываются в мозгу почти сами собою[289].

Научность статьи Ястребцова повлияла на советы Гоголя: использовать визуальные мнемонические игры, облегчающие запоминание величины государств или «фигуры» земли (§ 13, 4), изготовить барельеф горного массива по образцу барельефного изображения Европы Риттера: «Тогда воспитаннику стоило бы только взглянуть на него, чтобы сохранить навсегда в памяти все высокие и низменные места» (§ 6).

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Лекции по русской литературе
Лекции по русской литературе

В лекционных курсах, подготовленных в 1940–1950-е годы для студентов колледжа Уэлсли и Корнеллского университета и впервые опубликованных в 1981 году, крупнейший русско-американский писатель XX века Владимир Набоков предстал перед своей аудиторией как вдумчивый читатель, проницательный, дотошный и при этом весьма пристрастный исследователь, темпераментный и требовательный педагог. На страницах этого тома Набоков-лектор дает превосходный урок «пристального чтения» произведений Гоголя, Тургенева, Достоевского, Толстого, Чехова и Горького – чтения, метод которого исчерпывающе описан самим автором: «Литературу, настоящую литературу, не стоит глотать залпом, как снадобье, полезное для сердца или ума, этого "желудка" души. Литературу надо принимать мелкими дозами, раздробив, раскрошив, размолов, – тогда вы почувствуете ее сладостное благоухание в глубине ладоней; ее нужно разгрызать, с наслаждением перекатывая языком во рту, – тогда, и только тогда вы оцените по достоинству ее редкостный аромат и раздробленные, размельченные частицы вновь соединятся воедино в вашем сознании и обретут красоту целого, к которому вы подмешали чуточку собственной крови».

Владимир Владимирович Набоков

Литературоведение