Читаем Гоголь и географическое воображение романтизма полностью

Гоголевское представление о Европе будет развито в статье «О преподавании всеобщей истории», где признак зрелости отнесен к внутренним силам человека – развитию ума, приведшему к идее христианства[263]. Любопытно отметить, что сама формула «зрелость и мужество» восходит к другой публикации «Московского вестника» – к анонимной статье «Четыре возраста естественной истории», напечатанной под рубрикой «Науки», в которой постепенное созревание науки соотнесено с периодами человеческой жизни, а о периоде зрелости сказано: «…и на пределах юношества расцветает сильное, зрелое мужество, которое в свою очередь сменяется старостью»[264].

Таким образом, формула «зрелость и мужество» в первой редакции статьи Гоголя о географии относится не к уму, изобретшему христианство, а к уму научному: в статье «О четырех возрастах естественной истории» зрелость соотнесена с научной систематизацией К. Линнея. Европа как место науки в первичной концепции Гоголя противопоставлена Азии, жители которой, согласно Мёллеру, «ни за какие познания не оставят своего отечества, чтобы познакомиться с презренными царствами, искусствами, науками иностранцев»[265], и Африке, где «науки исчезают совершенно»[266].

Идея возрастов человечества восходила к Гердеру[267]. Однако в начале XIX в. она получила развитие и в географии. Ср. в статье Мёллера:

Взглянув теперь на все представленные черты, мы видим, что четыре части света, Азия, Африка, Европа, Америка, соответствуют в некотором отношении четырем темпераментам Древних: холерическому и сангвиническому, меланхолическому и флегматическому. Недавно профессор Стеффенс заметил, что есть соответствие между сими темпераментами и возрастами каждого человека, младенческим, юношеским, мужеским и старческим: такая же аналогия приметна и здесь. К утру (Востоку). Где первее явилась на свет, так сказать, История, люди обилуют чувством, пиитической силою; племена набожны, легковерны, склонны к фантастическому величию и пышности. Азию называют еще колыбелию человечества, и в некоторых отношениях Азиатцы остались еще младенцами. В Африке находим мы чувственно наслаждающегося юношу, в Европе доброго, предприимчивого, смышленого и глубокомысленного мужа. Америка, отделенная от прочего света, выходит поздно, в последнем возрасте мира, на сцену, и может быть, человечество в сей великой, прекрасной, отдельной части света доживет до спокойной счастливой старости, смотря на игры, радости, действия и глупости веков предшествовавших[268].

Примечательно, что Гоголь не воспользовался мёллеровским образом Европы, предпочитая ему источник, в котором Европа соотнесена с развитием науки. Собственным изобретением Гоголя, скорее всего, было найденное им для Африки «жаркое юношество» – многозначное определение, которое, с одной стороны, сохраняет «чувственно наслаждающегося юношу» Мёллера, а с другой – указывает на африканские климатические условия[269]. Для Азии Гоголь сохранил гердеровское выражение «колыбель человечества», повторенное и Мёллером[270]. Сама идея соотношения частей света с периодами человеческой жизни также восходит к статье последнего. У Мёллера была рекомендация Погодина, которому Гоголь доверял, однако, скорее всего, научно-художественная интуиция писателя, его способность видеть за разрозненными идеями целостность позволяли достигать синтеза географической концепции, общие очертания которой были даны во «Введении» к «Землеведению» Риттера.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Лекции по русской литературе
Лекции по русской литературе

В лекционных курсах, подготовленных в 1940–1950-е годы для студентов колледжа Уэлсли и Корнеллского университета и впервые опубликованных в 1981 году, крупнейший русско-американский писатель XX века Владимир Набоков предстал перед своей аудиторией как вдумчивый читатель, проницательный, дотошный и при этом весьма пристрастный исследователь, темпераментный и требовательный педагог. На страницах этого тома Набоков-лектор дает превосходный урок «пристального чтения» произведений Гоголя, Тургенева, Достоевского, Толстого, Чехова и Горького – чтения, метод которого исчерпывающе описан самим автором: «Литературу, настоящую литературу, не стоит глотать залпом, как снадобье, полезное для сердца или ума, этого "желудка" души. Литературу надо принимать мелкими дозами, раздробив, раскрошив, размолов, – тогда вы почувствуете ее сладостное благоухание в глубине ладоней; ее нужно разгрызать, с наслаждением перекатывая языком во рту, – тогда, и только тогда вы оцените по достоинству ее редкостный аромат и раздробленные, размельченные частицы вновь соединятся воедино в вашем сознании и обретут красоту целого, к которому вы подмешали чуточку собственной крови».

Владимир Владимирович Набоков

Литературоведение