Гоголь-студент

Два закадычных друга ограничились крепким рукопожатием, и старший повернулся уже к тарантасу. Но тут младшему все же изменило его присутствие духа: из груди его вырвался не вопль, о нет! а так, будто легкий стон.

Высоцкий услышал, обернулся, – и очень уж грустно, видно было выражение лица его юного друга, потому что он сжал его в объятиях и поцеловал. То был один всего миг забвенья, которого сам Высоцкий, казалось, устыдился, потому что тотчас же оторвался, вскочил в тарантас и хрипло крикнул:

– Пошел!

На другой день и Гоголь укатил в свою степную родовую глушь.

А теперь он опять в Нежине и может только вспоминать о минувшем лете. Да есть ли о чем и вспоминать? Нашел он дома все то же, что и прежде, Было только люднее: старушка бабушка Анна Матвеевна почасту наезжала из Яресок и заживалась по неделям. Да двое двоюродных дядей, Косяровских, с сестрицей своей Варварой Петровной, загостились в Васильевке вплоть по сентября. Дядя-то Петр Петрович держал себя даже не по летам важно и степенно. Все трактовал, критиковал свысока: недаром побывал в Петербурге и в Одессе.

Зато дядя Павел Петрович – душа нараспашку: насильно, бывало, тащит племянника, неженку и увальня, во фруктовый сад полакомиться «не в счет абонемента» и, жуя полным ртом, без умолку, знай болтает с юношей, как с ровней.

– Как это вы, Павел Петрович, можете есть так зря малину? – говорил племянник. – Не взглянете даже, нет ли червяка?

– Да червяки эти, откормленные на малине, разве не та же малина, только трипль-экстракт? – отзывается Павел Петрович и звонко вдруг хохочет. – А знаешь ли ты, Никоша, что я ведь на этаком червяке однажды целый пятак заработал?

– Как так?

– А вот как. Были мы тогда с братом Петром еще мальчиками, забрались точно так же вот, как теперь с тобой, в малину. А брат Петр и в те времена был уже брезглив, не то, что я. Попался ему червяк. «Фи! – говорит. – И какой жирный!» – «Тем, – говорю, – сочнее». – «Ну да! Дай мне хоть тысячу рублей – не съем». – «А я съем и за пятак». – «Правда?» – «Правда». – «Ну, так на вот, ешь». Взял я у него червяка – а каналья, в самом деле был прежирный! – всунул в ягоду да вместе с нею и скушал. Потом руку протянул: «Давай-ка пятак». Опешил мой Петенька, до ушей покраснел, не ожидал от меня такой прыти. Да делать нечего, полез в карман за пятачком, чуть ли не последним.

– Вот так анекдот! – заливается теперь и племянник.

– Постой, анекдот еще не весь… Дня два спустя обедали у нас гости – старые приятели отца. На третье подали им малину со сливками. Один вот и выуди у себя в сливках пару таких малиновых червяков и положи их на край тарелки. Увидел отец, вспомнил про анекдот сыновей и со смехом рассказывает. «Экая невидаль! – говорит другой из приятелей. – И я бы съел за пятак». А тот, что выудил червяков, кладет уже ему на стол пятак: «Прошу покорно». Скорчил этот кислую рожу да – взялся за гуж, не говори, что не дюж, – взял одного червяка и съел. «Ну, так и я, пожалуй, съем», – говорит первый, взял второго червяка и тоже съел.

– А пятак-то что же? – спрашивает рассказчика племянник, покатываясь со смеху.

– Пятак он, конечно, потребовал опять назад, так что оба съели по червяку только так за здорово живешь, ради собственного плезиру.

Ах, да! И этаких-то потешных анекдотов у дяди Павла Петровича сколько угодно. Где он, там веселье и смех. А как затащит тебя, бывало, на сельскую ярмарку – потолкаться меж народом, так только гляди да слушай. Для всякого-то мужичонка, для всякой бабенки найдется у него привет и шутка. Тут отведает гречаников, гороховняков, буханцев, там велит спечь себе блин на горячей сковородке, да так, чтобы масло с пальцев текло. Мимоходом возьмет у инвалида-солдата щепотку тертого тютюна с канупером. Старца-кобзаря заставит спеть Лазаря, цыганенка – проплясать «халяндри», цыганку – «на ручке» поворожить, а торговки кругом ему просто проходу не дают, на каждом шагу за полы дергают: «Ходы сюды, пане добродию, визьми в мене!» – и берет он справа и слева, набивает себе полные карманы всякой дрянью, а дома, понятно, раздает всем желающим. За ужином за то ему приходится всегда слышать реприманды от домовитой сестрицы, тетеньки Варвары Петровны, что племянника-де с пути совращает.

– Напротив, тетенька, – выгораживает дядю племянник. – Мы повторяем так на практике географию и геометрию.

– Геометрию? – спрашивает сидящая тут же за столом веселая молодая гостья, Александра Федоровна Тимченко. – Что же вы, ногами по земле теоремы решаете?

– И премудреные: пифагоровы штаны… виноват, панталоны…