Гойда

– Тут точно никого нет, – добро заверил Генрих.

– Ты тоже поспи. Нынче ж служба ещё, – только и успел молвить Фёдор, прежде чем забыться сном.

Генрих напоследок оглядел покои и, заверившись, что всё славно, оставил Басманова.

* * *

Когда чуть перевалило за полдень, Фёдор воротился в Кремль. Едва он вошёл в трапезную, взоры – украдкой али прямые – разом обратились на него. Сам же молодой опричник первым же делом искал владыку. Место во главе стола пустовало. Фёдор сам не ведал, что за чувство прильнуло к его сердцу, но всяко решил об том не тревожиться. Он сел возле отца, поздоровавшись с ним коротким кивком. Хоть волосы и закрывали пол-лица сына, Алексей сжал губы да насупил брови, видя синяк.

Фёдор, будто бы предчувствуя расспросы отца, коротко мотнул головой. Басман лишь глубоко вздохнул, покосясь сперва на царское место, что доныне пустовало, а потом и на вход. Фёдор же приступил к трапезе, превозмогая внутреннюю тягость. Едва он откусил ломоть хлеба, так замер, насилу сдерживая протяжный стон. Он совладал с собой, зажав кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

Фёдор прикрыл рот рукой, выплёвывая непережёванный кусок хлеба. Ещё до того, как он поглядел на свою руку и приметил тёмные пятна, он распробовал вкус крови. Злобно бросив еду на пол, он спешно встал из-за стола да пошёл прочь, не внимая ничему. А за столом прошёлся шёпот, пущай и многие благоразумно хранили молчание, будто и вовсе не глядели на молодого Басманова. Средь тех безмолвствующих был и Малюта, но улыбка его была красноречивей всякого пересмешка. Алексей громко прочистил горло, ударив о стол, – и братия притихла.

Едва Фёдор вышел во двор, так сплюнул наземь. Уж стал конец лета, и слабый ветерок трепал траву, успевшую пожухнуть. Он быстрым шагом подошёл к бочке, скидывая наземь крышку. Он лихо зачерпнул воды и прополоскал рот. Студёная вода успокоила опухшую десну на какое-то время, но стоило Фёдору сплюнуть, как боль возвращалась.

Ещё пару раз ополоснув рот, Басманов взбесился с того неуёмного огня, что мучил его. Он впился дрожащими руками о край бочки. Нечто гнусным удушьем подступилось к горлу, мучая до горячих слёз душу его. В исступлённой ярости Басманов опрокинул бочку с водой и бездумно пнул пару раз, да с такой лихой силою, что едва ль не потерял равновесия. В тот миг он обернулся и, увидев Вяземского, быстро унялся. Фёдор перевёл взгляд на бочку, что покачивалась на земле.

– Федь? – молвил Афоня, поглядывая на Басманова, покуда тот не поднимал взгляда.

Глубоко вздохнув, Басманов убрал прядь за ухо, обратившись взором к князю. Вяземский не мог скрыть смущения на лице своём, завидев синяк в такой близости. Афанасий поджал губы, покуда взгляд его тревожно дрогнул. Пускай Фёдор, как уж пристало, ловко совладал со своим недугом и быстро принял беспечный вид, но от взора Вяземского никак не ускользнуло случившееся в трапезной.

– Княже, – кивнул Фёдор, прикрывая едва очи от солнца.

– По службе мне надобно метнуться к одному своему немцу, – произнёс Афанасий.

Басманов вскинул бровь, точно вопрошая – аль какая помощь от самого Фёдора нужна?

– Он сносно врачует – поди, тем и выжил нынче, – пояснил Вяземский, поглядывая на синяк.

Долгих раздумий уж не было – щека горела, и все мысли Фёдора были лишь об том, как унять эту боль.

* * *

Альберт щурил слабые глаза, стараясь подставить лицо Фёдора к свету. Остриё резца впивалось в разгорячённую опухшую десну. Многого умения требовалось к тому, чтобы выскоблить раскрошившийся скол с зуба. Басманов стиснул кулаки, держась за стол да за резной подлокотник, и стойко сносил боль, покуда немец врачевал его.

Сидя поодаль, Афанасий и впрямь диву давался, как Фёдор и не дёрнул головой, покуда Альберт делал своё дело. Наконец немец отстранился да протянул Басманову настойку на горькой дяге. Фёдор прополоскал ей рот – жжение нахлынуло такое, что заглушило всякую боль. Сплюнув, Басманов утёрся тыльной стороной ладони да переводил дух.

– Всё заживёт, – заверил Альберт.

Вяземский довольно кивнул обещанию немца, но больно смущало его нынешнее положение молодого Басманова.

– Рад слышать, – молвил Вяземский, а сам поглядывал на Фёдора.

Сидел опричник, понурый и унылый, клоня голову книзу. Альберт был сведущ, что за человек Афанасий и что за службу несёт, а посему откланялся, да понял, что нужно оставить князя – авось надобно потолковать без лишних. Вяземский не спешил заводить разговор. Просто не ведал, с чем подступиться.

Фёдор поднял взгляд да повёл бровью со слабым кивком, абы спрашивая – чего? Афанасий глубоко вздохнул и уж было открыл рот, чтобы молвить, но что-то внутри пресеклось. Фёдор пожал плечами, поднимаясь со стола. Басманов подошёл к ставнице, где сразу заприметил поднос с водкой. Фёдор налил Афанасию и себе. Они молча выпили.

– Федь… – молвил Вяземский.

– Ты славный, Афонь, – кивнул Фёдор, отходя от князя.

Басманов рухнул на сундук, прислоняясь спиной к холодному камню, да запрокинул голову кверху.