Голландский дом

— Здорово. — Она слегка кивнула, удерживая мой взгляд, поэтому я смог разглядеть легкий провис ее левого века, дефект, который прошел бы незамеченным, если бы не эти гляделки. — Гаррисберг?

— Филадельфия, — сказал я и, поскольку мы были уже достаточно близки, назвал и пригород: — Элкинс-Парк, — на мгновение забыв, что больше там не живу. Я жил в Дженкинтауне. Впрочем, с тем же успехом меня можно было назвать бездомным. В Дженкинтауне жила Мэйв.

При упоминании Элкинс-Парка в ее глазах вспыхнула искра узнавания. «А я из Райдала». Она коснулась голубого шерстяного шарфа, прикрывавшего ей грудь. Элкинс-Парк через город от Райдала, а значит, мы были практически соседями. К нам наклонилась женщина, чтобы что-то сказать, но моя попутчица отмахнулась от нее.

— Баззи Картер, — сказал я, потому что это имя неизменно всплывало, когда речь заходила о Райдале. Мы с Баззи вместе ходили в скаутский кружок, а позже играли за соперничающие церковные баскетбольные команды. Он был популярным с рождения, и к моменту, когда мы перешли в старшую школу, у него были отличные отметки, отличные зубы и умение набирать по сорок очков за игру, не считая голевых подач. Теперь он был постоянным игроком команды Пенсильванского университета.

— Он учился на класс старше, — сказала она, и ее лицо приняло то самое выражение, какое бывало у девушек при мысли о Баззи. — На выпускной позвал мою двоюродную сестру — до сих пор не знаю почему. Челтнем?

— Макдевитт, — сказал я, не желая пускаться в запутанные объяснения. — Но последние два года я провел в школе-интернате.

Она улыбнулась:

— Так сильно достал родителей?

Она мне нравилась. Нравилось ее чувство диалога.

— Да, — сказал я. — Вроде того.

Поезд тронулся, и мы снова стали незнакомцами: она углубилась в поэзию, я в химию. В этом мирном сосуществовании мы практически забыли друг о друге.

Когда поезд подъехал к центральному вокзалу Филадельфии, женщина с клетчатым чемоданом, с которой все и началось, ринулась ко мне и потащила меня по проходу за своей сумкой, застрявшей на полке среди прочего багажа. Даже если бы она на подлокотник встала, все равно не дотянулась бы. Потом помощь потребовалась другой женщине, и еще одной, и еще, и вскоре я забеспокоился, что вот двери сейчас закроются, и ехать мне тогда до Паоли, а потом возвращаться. Я увидел, как светлая голова моей попутчицы удаляется в сторону дверей. Может, она и подождала меня какое-то время, а может, не стала. Ну и ладно, сказал я себе. Я снял последнюю сумку женщины, которая, похоже, считала, что я и на платформу все вынести должен, после чего драпанул, схватив пальто, чемодан и учебник, — выскочил из поезда, когда двери уже закрывались.

Мою сестру никогда не приходилось искать. Во-первых, как правило, она была выше всех в толпе, а во-вторых, никогда не опаздывала. Если я приезжал домой на поезде, Мэйв стояла среди остальных встречающих строго по центру. В ту среду перед Днем благодарения она была там же — посреди терминала, на ней были джинсы и мой красный шерстяной свитер, который, как мне казалось, я потерял. Она помахала мне, я хотел махнуть в ответ, но меня взяла за руку моя попутчица.

— Счастливо, — сказала она, вся сияя и улыбаясь. — Удачи с химией. — Она взвалила сумку на плечо. Видимо, снимала ее, чтобы дождаться меня.

— Спасибо. — Я испытывал странное желание спрятать ее или прогнать, но тут подошла моя сестра. Мэйв сжала меня в объятиях, приподняла на дюйм или около того над землей и потрясла на весу. Впервые она это проделала, когда я приехал на Пасху из Чоута, и теперь каждый раз повторяла, видимо, чтобы доказать, что ей это по-прежнему по силам.

— Ты с кем-то познакомился в поезде? — сказала Мэйв, глядя на меня, а не на девушку.

Я повернулся к своей попутчице. Она была идеально среднего размера, хотя, когда мы с сестрой стояли рядом, кто угодно выглядел коротышкой. Я понял, что не спросил, как ее зовут.

— Селеста, — сказала девушка, протягивая руку, которую мы по очереди пожали.

— Мэйв, — сказала Мэйв, и я сказал: «Дэнни», — после чего мы пожелали друг другу счастливого Дня благодарения и распрощались.

— Ты волосы обрезала! — сказал я, когда мы отошли на достаточное расстояние.

Мэйв коснулась рукой своей шеи чуть ниже того места, до которого доставали ее подстриженные черные волосы.

— Тебе нравится? Подумала, буду выглядеть взрослой.

Я усмехнулся:

— Мне казалось, тебя достало постоянно выглядеть взрослой.

Она взяла меня под руку и, склонив голову набок, коснулась моего плеча. На мгновение волосы закрыли ей лицо, и она откинула голову назад. Как девчонка, подумал я и тут же вспомнил, что Мэйв и есть девчонка.

— Это будут лучшие четыре дня в году, — сказала она. — Четыре лучших дня, не считая тех, когда ты приедешь на Рождество.

— Может, на Рождество ты ко мне приедешь? Я к тебе на Пасху приезжал, когда ты была в колледже.

— Не люблю поезда, — сказала Мэйв, как будто это снимало все вопросы.

— Приезжай на машине.

— На Манхэттен? — Она пристально посмотрела на меня, чтобы подчеркнуть идиотизм моего предложения. — Уж проще на поезде тогда.