Голландский дом

Мать Селесты была дружелюбна и тороплива — она готовила ужин для двадцати двух родственников, которые должны были приехать на следующее утро. Ничего удивительного, что она забыла забрать со станции свое дитя под номером три. (Всего детей у Норкроссов было пятеро.) После того как они познакомились, Мэйв попросила Селесту написать на клочке бумаги номер ее телефона, сказав, что она время от времени ездит в город и может подвезти, и даже пообещала в следующий раз переднее сиденье. Селеста была благодарна — как и ее мать, помешивавшая клюкву в кастрюле на плите.

— Вы должны остаться на ужин. Это будет моя благодарность! — сказала мама Селесты и тут же осознала свою ошибку: — Ой, да что я говорю! Ты только вернулся домой. Из Колумбийского! Родители небось ждут не дождутся.

Мэйв поблагодарила ее, они обнялись с Селестой (мне досталось лишь рукопожатие). Мы вышли на заснеженную подъездную дорожку. Казалось, в каждом доме горят огни — весь район был освещен. Все в Райдале собрались на День благодарения у своих домашних очагов.

— С каких это пор ты у нас специалист по поэзии? — спросил я, когда мы вновь сели в машину.

— С тех самых пор, как заметила, что она убирает в сумку сборник стихов. — Мэйв включила бесполезный обогреватель. — Еще вопросы?

Мэйв никогда не пыталась произвести впечатление на кого-либо, даже на адвоката Гуча, в которого, как мне казалось, она была тайно влюблена.

— А почему тебя волнует, чтобы Селеста из Райдала думала, будто ты читаешь стихи?

— Потому что рано или поздно ты с кем-нибудь познакомишься, и я бы предпочла, чтобы это была католичка из Райдала, а не буддистка, я не знаю, из Марокко.

— Ты сейчас серьезно? Свести нас пытаешься?

— Я всего лишь пытаюсь защитить свои интересы. Не бери в голову.

Вот я и не брал.

Глава 9

ЕСЛИ В 1968-М ВЫ ЖИЛИ В ДЖЕНКИНТАУНЕ или учились в Чоуте, то, вполне вероятно, пересекались там с большинством людей — хотя бы на уровне кивка головы, на уровне «привет-привет», однако Нью-Йорк в этом смысле был более непредсказуем. Каждый час складывался в последовательность случайностей — выбор улицы, по которой вы куда-нибудь шли, мог стать судьбоносным: что вы увидите, с кем встретитесь, с кем разминетесь. В самом начале наших отношений Селеста просто обожала пересказывать историю нашего знакомства друзьям, незнакомцам, а иногда и мне, когда мы оставались одни. Она должна была уехать с Пенн-стейшн на поезде, отправлявшемся в половине второго, но ее соседка хотела вместе доехать на метро до станции «Гранд-Сентрал». В итоге эта самая соседка так долго возилась, собирая сумку, что они обе опоздали.

— Я могла сесть на другой поезд, — говорила она, прижимаясь головой к моей груди. — Или, купив билет на четырехчасовой, оказаться в другом вагоне. Или, зайдя в тот самый вагон, сесть на другое место. Мы могли так и не встретиться.

— Может, не в этот день, — говорил я, проводя кончиками пальцев по ее умопомрачительным локонам, — но однажды я бы тебя нашел.

Я говорил так, потому что знал: именно это хочет услышать Селеста, теплая девушка в моих объятьях, пахнущая мылом «Айвори»; но также я полагал — и дело тут скорее в статистике, чем в романтике, — что парень и девушка из Дженкинтауна и Райдала, которые учатся в Нью-Йорке, рано или поздно, скорее всего, натолкнутся друг на друга.

— Я туда села только потому, что увидела учебник по химии. Тебя даже на месте не было.

— Все верно, — сказал я.

Селеста улыбнулась:

— Всегда любила химию.

В те дни она была невероятно счастлива, хотя, оглядываясь назад, могу сказать, что она, увы, пала жертвой просчета, — полагая, что, раз ей нравится химия, значит, нужно выйти за врача, а не самой поступить в медицинский. Если бы ее взросление пришлось на несколько лет позже, вполне возможно, она бы не попалась в эту ловушку.

Тот факт, что я взял с собой учебник по химии, тоже был совпадением. Прилагай я достаточно усилий с самого начала семестра, у доктора Эйбла не было бы необходимости вселять в меня священный трепет перед провалом, и я бы и близко не подошел к книге по органической химии. Учебник как возможность закадрить хорошенькую девушку — кто бы мог подумать.

Не будь я близок к провалу, я бы не занимался химией в поезде. Не занимайся я химией в поезде, не познакомился бы с Селестой, и вся моя жизнь сложилась бы совершенно иначе.

Но рассказывать эту историю лишь в терминах книга-поезд, кинетика-девушка — значит упускать из виду причину, по которой я изначально чуть не завалил химию.