Голливуд

Удальцы с визгом рванули с места события. Остальные ринулись следом.

– В такие минуты ненавидишь себя за то, что ты белая, – сказала Сара.

– Бывают гетто и для белых. А также черные богачи.

– Разве сравнишь!

– Но мы-то тут при чем?

– Каждый должен начинать с себя…

– Меня увольте. Мне моя белая задница ближе. Давай-ка лучше сольемся с народом и примем по маленькой.

– У тебя на все один ответ: давай примем.

– Это не ответ – признание немощи.

Народ по-прежнему кучковался группками. Даже тут, на этих занюханных задворках, выгородились свои гетто: вот публика района Малибу, а вот – с Беверли-Хиллз. Леди и джентльмены в туалетах из лучших модных домов безошибочно узнавали в толпе себе подобных и стягивались друг к другу, не испытывая ни малейшего желания смешиваться с инородными особями. Удивительно, как они вообще решились появиться в черном гетто Вениса. Видать, у них шик такой. Самое же противное – эти богатые и знаменитые по большей части мудаки и ублюдки. Просто им подфартило подобраться поближе к корыту. Или удалось откачать деньжат из карманов публики-дуры. Эти слепоглухонемые бездари, обделенные душой, казались ей небожителями. Плохой вкус плодит гораздо больше миллионеров, чем хороший. И все решается большинством голосов. А на безрыбье и рак рыба. В конце концов, если не эти, то кто? Не они, так другие, ничем не лучше…

Мы подсели к столику Франсуа. Он погрузился в глубокую печаль и не замечал ничего вокруг. Во рту торчала обслюнявленная надломленная сигара. Франсуа уставился в стакан с выпивкой. Шляпу он так и не снял. Чувство стиля не покидало его даже в самые тяжкие моменты жизни. Но теперь оно начало ему изменять, это был плохой знак.

– Где вас черти носили? Я из-за вас обед задержал. Почему опоздали?

– Слушай, старина, может, соснешь чуток? Утро вечера мудренее…

– Ни хрена оно не мудренее. В чем и беда. Подошел Джон.

– Я возьму его на себя. Он у меня будет как огурчик. Пойдемте, я вас кое с кем познакомлю.

– Да нет, нам пора.

– В такую рань?

– Душа не на месте из-за этой «бэхи».

– Ну ладно, я вас отвезу.

Машина стояла на месте как ни в чем не бывало. Мы пересели и помахали Джону, отъезжавшему на гетто-парти к бедняге Франсуа.

Мы быстро вырулили на шоссе.

– Как-никак, а сценарий ты сварганил, – сказала Сара.

– Как-никак – да.

– Неужто его правда поставят?

– Он ведь про пьянь. А кого пьянь интересует?

– Меня. А кто будет играть главную роль?

– Франсуа.

– Франсуа?

– Да.

– А у нас дома выпить есть?

– Пол-ящика «Гамей божоле».

– Это хорошо.

Я ударил по газам, и мы помчались туда, где нас поджидала эта прелесть.

Джон развернул бурную деятельность. Он размножил текст сценария и разослал продюсерам, агентам, актерам. Я вернулся к своим стихам. И разработал новую систему игры на тотализаторе. Тотошка играет в моей жизни важную роль. Позволяет забыть, что я вроде писатель. Беда с этой писаниной. Я без нее не могу, она как болезнь, как наркотик, как чертово бремя, но всерьез считать себя писателем я не хочу. Может, потому, что слишком их на своем веку навидался. Они в основном не пишут, а поливают грязью друг друга. Все, кого я встречал, были либо суетливыми пакостниками, либо старыми девами; они без конца пикировались и делали гадости, при этом чуть не лопаясь от сознания собственной важности. Неужели все пишущие были таковы? Во все времена? Наверное, так оно и было. Писательство, похоже, вообще сучья профессия. И одним сучизм дается лучше, чем другим.

Итак, мой сценарий выкинули на рынок, но особого ажиотажа он не вызвал. Говорили, что хотя сам по себе он и хорош, но публика на такой фильм не пойдет. Одно дело – показать, как небесталанный и самобытный человек гибнет от алкоголя; совсем другое – когда весь сюжет – пьянка, да и все… Какой тут смысл? Кому это надо? Кому интересно, как эти алкаши живут или дохнут? Вскоре позвонил Джон:

– Слушай, я послал сценарий Маку Остину, ему понравилось. Он согласен ставить. И хочет взять на главную роль того же парня, что и я.

– А что за тип?

– Том Пелл.

– Да, из него алкаш получится.

– Пелл без ума от сценария. Он просто торчит от твоей писанины, все прочитал. И сценарий ему так нравится, что он согласен сыграть за горсть орешков.

– Господи…

– Но при условии, что ставить будет Мак Остин. А я его не люблю. Он мой враг.

– С чего вдруг?

– Есть причины.

– Почему бы вам не заключить перемирие?

– Ни за что! И Мак никогда не будет ставить мой фильм!

– Ладно, Джон, черт с ним.

– Нет, погоди. Я хочу собрать Мака Остина, Тома Пелла у тебя дома. И сам приеду. Ну и ты, естественно, должен быть. Может, ты убедишь Тома сниматься без Остина? Том, кстати, гениальный актер.

– Знаю. Пускай приезжают. И Района будет?

– Нет.

Района, знаменитая поп-певица, была женой Тома.

– Когда тебе удобно?

– Они согласились на завтра, на полдевятого вечера, если не возражаешь.

– А ты подшустрил.

– Закон профессии – волка ноги кормят.

– А я думал, она вроде шахмат.

– Скорее, похожа на игру в шашки между идиотами.

– Причем один идиот выигрывает.

– А другой – наоборот.