– Ума не приложу. Утром встретился с Фридманом. Он божится, что с чеками все в порядке, просто бухгалтер проставил не тот номер счета, и когда деньги вернутся, они быстренько все исправят. Я говорю: «Но ведь проще выписать новые счета, чего ждать-то?» «Нет, – отвечает, – это только бухгалтер может сделать, придется подождать».
– Просто в голове не укладывается, – сказал я.
– Я ему говорю: «Давайте позовем сюда вашего бухгалтера». А он мне: «Бухгалтер в Чикаго, у матери. Она на смертном одре. Умирает от рака». Сказал и отвернулся, стал в окно смотреть. Я говорю: «Мистер Фридман, так дела не делают».
– И что же ответило это чудовище? – поинтересовалась Сара.
– Фридман глянул на меня невинными голубыми глазками и спокойно заявил: «Ты помнишь, малыш, ведь никто здесь не хотел с вами связываться? Плевали все на твой фильм с высокой колокольни. Одни мы пошли тебе навстречу. Так что сиди и не рыпайся».
– А ты что?
– Сара, Хэнк, прошу вас, идемте со мной, – сказал Джон. – Сейчас будем снимать сцену в ванной. Помните ее?
– Как не помнить. Ты что же, собираешься вкалывать за его невинные глазки?
Мы двинули к площадке.
– Сцена в ванной должна получиться. Я на нее здорово надеюсь, – сказал Джон.
– Да, – согласился я, – эпизод клевый. Джон продолжил свой рассказ.
– После свидания с Фридманом я кружил вокруг ихней конторы. Дважды прошелся по кварталу взад-назад. И мне пришла в голову мысль. Я вернулся к Фридману… Прости, Хэнк, я сейчас сяду в это кресло, а ты стань рядом.
– Как это понимать?
Возле нас оказался фотограф с камерой наготове. Джон уселся в кресло.
– Стал?
– Да.
– Теперь выдай улыбку до ушей. Я оскалился.
Сверкнула вспышка.
– Еще разок, – скомандовал Джон. Вспышка повторилась.
Джон поднялся.
– Пошли. Снимем наверху. Мы стали подниматься.
– Вот точно так сфотографировались неделю назад Фридман и Фишман. Фридман в кресле, Фишман стоит, оба улыбаются. Фотографию напечатали на первой полосе «Вэрайети». Всю страницу заняли. А под ней подпись: «"Файерпауэр" победит!»
– Ну и что?
– Сейчас доскажу. Давайте тут остановимся на минутку. Я не хочу, чтобы нас слышали.
Мы остановились на площадке.
– Я, значит, опять зашел к Фридману и сказал, что видел их рекламу в «Вэрайети». И добавил, что через неделю на том же самом месте появится снимок – мы с тобой в том же самом виде, а также вот эти два их чека во всей красе и с шапкой: «"Файерпауэр" выиграет, но какой ценой?» Я пригрозил, что даю ему двое суток – если за это время мы не получим нормальные чеки, дадим антирекламу.
На другом конце коридора вырос длиннющий парень, ассистент Джона Марш Эдвардс.
– Все готово, Джон. Пора начинать.
– Минутку. Я сейчас.
– Может, потом доскажешь? – забеспокоилась Сара.
– Нет, хочу сейчас договорить. Я еще вот что Фридману сказал. Что, мол, если мы получим деньги вовремя, опубликуем свое фото, только без чеков и с подписью: «"Файерпауэр", мы поможем тебе победить!»
– А он что? – спросил я.
– Помолчал и сказал: «О'кей, вы получите свои чеки».
– Слушай, но какого же черта мы фотографировались с этими идиотскими ухмылками! Если мы выйдем с шапкой «"Файерпауэр", мы поможем тебе победить», надо же как-то попристойней сняться!
– Если мы получим чеки, – сказал Джон, – пускай он засунет наше обещание себе в задницу. Такая реклама обошлась бы нам в две тыщи!
С тем мы и пошли на площадку – снимать сцену в ванной.
Сцена в ванной была проста. Франсин должна была сидеть в воде, а Джек Бледсоу – на полу, спиной к ней. Франсин полагалось болтать какую-то ерунду, в основном про мокрушника, который поселился в ее доме. Его освободили условно-досрочно. Он стакнулся с какой-то старушонкой и лупил ее нещадно изо дня в день. Через стенку было слыхать, как они собачатся.
Джон Пинчот попросил меня написать для них текст – и я спроворил несколько страниц диалога за стенкой. Эта работа доставила мне самое большое удовольствие в этой киношной эпопее.
Живя в таких вот дешевых меблирашках, обыкновенно маешься от безделья, либо дохнешь с голодухи, либо сосешь пузырь с утра до ночи. Одна радость – слушать соседей. Это помогает понять, что не одному тебе сбили холку, что не у тебя одного крыша поехала.
Нам не удалось стать свидетелями сцены в ванной, потому что не хватило места, так что мыс Сарой ждали в прихожей, выходящей в кухню. Между прочим, больше тридцати лет назад я некоторое время жил в этом самом доме на Альварадо-стрит с той женщиной, о которой писал в сценарии. И теперь меня охватило странное пронзительное чувство. Колесо жизни совершило свой оборот. Только тех, с кем я знался тогда, уже нет в живых. И та женщина тоже умерла три десятка лет назад, а я вот сижу и пью пиво в том же самом доме, напичканном всякой техникой и набитом киношниками. И я тоже умру, теперь уже скоро. Бедный я.