Голод

– Это твой единственный способ решить любую проблему? Что-нибудь куда-нибудь засунуть?

– А твой – кого-нибудь убить? – огрызаюсь я.

– Задача, – продолжает он спокойно, как будто мы не поцапались только что, – состоит вот в чем: я здесь для того, чтобы уничтожать урожай и выморить голодом весь твой род, но тебя мне нужно чем-то кормить.

Похоже, его это действительно беспокоит.

– Что же ты будешь делать?

– Ты поступишь мудро, если перестанешь меня оскорблять, – говорит он. – Я видел, как люди варили ремни и кожаные переплеты Библий, чтобы набить животы хоть чем-то похожим на пищу. Видел, как они ели все, что не предназначено для еды. Видел даже, как они ели себе подобных. Все ради того, чтобы унять эту мучительную боль в желудке. Мне не обязательно делать твое выживание легким и удобным.

– Ты правда дал людям дожить до того, что они начали ремни варить? – говорю я. – С трудом верится.

Ерзаю в седле и, клянусь, чувствую на ногах его обжигающий взгляд.

– Знаешь, – добавляю я, – ты бы, наверное, был не таким кровожадным, если бы хорошенько потрахался, чтобы дать выход агрессии.

– Я не хочу быть менее кровожадным и уж точно не хочу тебя трахать.

– А я и не предлагала, хотя не сомневаюсь, что ты мог бы найти кого-то, кто не против. Может, это будет и не живой человек, но хоть что-то.

– Ты так говоришь, как будто это не ты вешалась на меня каких-то несколько недель назад, – говорит он с досадой.

Я на него не вешалась. Ана да Силва ни на кого не вешается. Она хитростью заманивает ничего не подозревающих мужчин в логово секса и подчиняет их волю своей… на какое-то время.

– Я попалась в ловушку воспоминаний о другом Голоде, более приятном.

– А я попался в ловушку воспоминаний о другой тебе, более приятной и менее сексуальной.

Я приподнимаю брови, и лицо у меня невольно расплывается в улыбке.

– Вот не знала, что тебя волнует моя сексуальность.

Он рычит:

– Ты можешь помолчать?

– Только если ты положишь мне что-нибудь в рот. Член – все еще вариант, – говорю я, просто чтобы поддразнить его.

– А говорила, не предлагаешь.

Я открываю рот, чтобы возразить, но… он прав.

– Я могу сделать исключение один-единственный раз, – говорю я, – для спасения человечества, конечно. Минет ради того, чтобы раз и навсегда покончить с кровопролитиями, – звучит вполне героически.

А ведь и правда.

Всадник рухнул на колени, когда земная женщина оказалась на коленях перед ним…

Пожалуй, над описанием надо еще поработать, но мне определенно нравится, как это звучит. Кто бы мог подумать, что минет может быть таким благородным делом.

– Отлично, мать твою.

Голод резко останавливает коня.

Вот черт.

– Погоди, – говорю я. – Ты что, правда хочешь поймать меня на слове?

Мне-то вначале хотелось просто подразнить всадника, а не всерьез исполнять свое обещание. Но теперь…

Голод спрыгивает с коня. Мгновение – и он хватает меня, все еще скованную наручниками, и стаскивает на землю. Я запинаюсь босыми ногами, кандалы звякают при каждом движении.

– Ладно, – говорю я, озираясь по сторонам. – Прямо здесь. Пусть. – Я сглатываю и откашливаюсь. – Вот не думала, что тебе так не терпится.

Я бросаю взгляд на брюки всадника. Я уже видела его обнаженным, но тогда он был так изранен, что на его гениталии я как-то не обратила внимания. Однако сейчас – черт бы побрал мое воображение – я испытываю странное возбуждение при мысли о том, что сейчас увижу его член.

Голод не делает никакой попытки расстегнуть штаны, и тогда я сама тянусь к ним.

Он смотрит на меня.

– Что ты делаешь?

Я чувствую всю силу его недовольства, направленного на меня.

– Приступаю к делу. Если ты немного стесняешься, мы можем помедленнее…

– Стесняюсь? – переспрашивает он.

Через секунду в его глазах вспыхивает понимание, а затем – что такое? – раздражение.

Он отталкивает мои руки.

– Прекрати, – говорит он с легкой досадой.

Я бросаю на него растерянный взгляд, но он не обращает на меня никакого внимания. Сосредоточенно разглядывает заросшую травой лужайку в нескольких метрах от нас. Протягивает руку в ту сторону, и я отступаю назад.

Проходит несколько секунд, а затем из земли прямо на глазах прорастает крошечный саженец, грациозно вытягиваясь вверх, разворачивает ветви.

Каких-то несколько часов назад я видела, как из земли поднимались другие растения, но сейчас это выглядит совершенно не похоже на то, что было утром. Те побеги стремились вверх угрожающе, их рождение было чем-то диким, чудовищным. А это, наоборот, похоже на медленный танец.

Это дерево растет гораздо дольше, отчасти потому, что оно чертовски громадное. Оно растет и наливается соками, и листья на нем колышутся вверх-вниз, как будто оно дышит. Ствол становится толще, и вот – чудо из чудес – на стволе и на некоторых крупных ветвях набухают бусинки плодов. Они меняют цвет, становясь из зеленых винно-красными и, наконец, фиолетово-черными.

А потом дерево замирает: его бурный рост завершен. Я смотрю на верхушку. Это джаботикаба, очень похожая на ту, с которой я собирала плоды в день, когда нашла всадника.