«Ну что, Митрий? Я сбился с пути? Да? Вот так сбился? Предался разврату? Вот лучше было стать Стражем в лиловом балахоне с его Миррой? А как он защитил свой мир? Как, я спрашиваю?» – злобно обращался протестующий Страж Мира к своему создателю. Ему нравилось демонстрировать «несвободу от всего».
Уже через минуту Рехи брал Теллу, торопливо и, наверное, чересчур жестко. Подспудно он ждал сопротивления, потому что Лойэ за такие игры тут же причиняла ответную боль укусами или царапинами, оставляя порой длинные багряные борозды на спине. Телла же лишь покорно стояла со склоненной набок головой.
Рехи почти не получал удовольствия и не пытался доставить его. Тело распалялось и вздрагивало, а в душе царствовал холод. Он лишь доказывал Митрию, что еще живой и у него есть выбор. Для этого ему хотелось сделаться еще более мерзким и распущенным, чем раньше. Росла уверенность, что семаргл где-то поблизости, наблюдает за рваными движениями дергающихся тел, и от этого в душе поднималось приятное злорадство. Рехи чувствовал себя частью гниющего, отвратительного мира, но зато вполне живой частью, которая еще способна на плотские наслаждения, которая еще испытывает голод. Но от каждого нового рывка внутри Теллы ему все больше казалось, что он просто имеет медленно остывающий труп. И сам он мертвец, как и все вокруг.
После спонтанной близости с Теллой пришла еще большая опустошенность, тем более безответная девушка лишь безразлично одернула тунику вниз и вернулась к работе. Не хотелось даже сравнивать ее с Лойэ.
А потом Телла подняла синие глаза, и они блеснули нехорошим огнем. Она процедила едва слышно сквозь зубы:
– Правду говорят! Ты просто зверь с дальних пустошей. Тупой зверь. А Ларт не такой уж умный, раз не видит этого.
И Рехи с опаской осознал, что подсунутая на оргии красотка действует заодно с группкой заговорщиков. И не просто так его избили после милой прогулки с ней. Иначе почему она говорила словами стражей? Почему так недобро блестели ее глаза? Ее использовали, как вещь. Да, это были люди, но ведь Ларт поступал с ней не лучше. Не хотела ли она отомстить? Рехи забыл о своей мести Митрию, лихорадочное злорадство сменилось беспокойством.
Как ни странно, единственным, кому можно было доверять, теперь оказывался именно Ларт. Предать самого себя предводитель уж точно не мог. Хотя Рехи не желал вечно околачиваться возле него на правах героя-шута. Он встрепенулся: Митрий ушел, а проблемы с возможным бунтом остались. Рехи отправился на поиски предводителя и едва не налетел на него совершенно случайно посреди деревни.
– Ой-ой! Что за спешка, эльф? – выставив вперед руки, спросил Ларт с усмешкой. – Ты что-то замышляешь? То-то я тебя нигде не видел с самого утра. Уж думал, не съели ли тебя мои молодцы.
– Не особо смешно, – шикнул Рехи, а потом огляделся по сторонам и шепнул: – Ларт, у тебя под носом зреет заговор.
– Я знаю. У меня тоже хороший слух. Да, разное болтают. Но спасибо, что ты теперь еще и мой шпион, – отозвался Ларт, тоже оглядываясь на всякий случай.
– Я не твой шпион! – воскликнул Рехи. – Но заговор есть… Я не знаю, что они планируют, но в нем участвует Телла! Ты с ней тоже спишь, неужели не видишь?
Показалось, что Ларт смутился. По крайней мере, по лицу его прошла едва уловимая тень неуверенности в собственном превосходстве.
– Телла? Да с чего ты решил? – небрежно бросил он.
– Я…
И тут Рехи осекся, понимая, что у него нет никаких доказательств и уверенно придумать их он не сумеет. Он лишь растерянно облизнул пересохшие от волнения губы. Он ни капли не сомневался в своей правоте, но случайный взгляд Теллы и ее неосторожная фраза не убедили бы предводителя. Рехи стоял напротив него с крайне глупым видом, проклиная свое неумение доказывать что-то иначе как кулаками.
– Что, недостаточно сладка для тебя оказалась? Поэтому ты ее обвиняешь? Так давай подыщем тебе другую, по вкусу, – отозвался Ларт, насмешливо хлопнув его по плечу.
– Ларт, нельзя так играть своими полукровками. Они чувствуют это, – прошипел Рехи, низко опуская голову, и добавил: – Чувствуют, что ты их всех на самом деле презираешь!
Раз уж его считали шутом, значит, у него было право говорить. И вот он сказал. То, что давно вертелось в голове, но все никак не облекалось в форму разумных слов. А теперь картинка сложилась: Ларт презирал свой народ, даже если говорил, что верит в деревню. Сам он происходил явно не из забитых рабов, слишком уж много потаенных знаний прошлого мира хранил его изощренный разум.
– А что я должен? – ответил колко Ларт, перестав улыбаться. – Без меня они сгинут. И сами понимают это.
Он оправдывал любые свои действия и злодеяния лишь тем, что старается для деревни, считал себя великим благодетелем, который принял непосильный груз заботы. Но для Рехи образ радеющего за народ короля стерся. Ларт просто не желал признаться себе, что он такое же чудовище, одержимое голодом. Они все просто хотели утолить свой голод.