Рехи не определился: то ли он заснул, то ли потерял сознание, то ли просто слишком крепко задумался, позволив себе улететь в прошлое. В те времена-то ему казалось, что жизнь довольно паршивая, а теперь… помимо голода пронзала неведомая пустота. Тьма.
Как ни странно, но деревня источала тусклый свет, каждый член общины сплетался единой сетью. Все-все: старики, на которых Рехи непрестанно орал, строптивая стая молодых эльфов, Лойэ, с которой словно бы ничего не связывало, даже неизменно понукавшие и презирающие матерые воины. Они придавали существованию какой-то смысл.
А потом смерть всех пожрала, и наступила пропитавшая насквозь темнота, слившаяся с мраком вокруг. И что осталось? Что? Рехи всегда считал себя способным выжить в одиночку, но чем дальше он брел, тем меньше удавалось убедить себя в оправданности цели.
«Ну, дашь ты ему в морду? И что дальше?» — точил сознанье гадкий червь сомнений. Рехи продолжал обжиматься с деревом, хотя уже воротило от нелепости собственной позы с полусогнутыми безумно саднящими коленями. Но отлепиться от иссохшей облезлой коры и двигаться дальше не удавалось. Усталость сочилась по венам застывающей кровью. Организм эльфа просил подпитки, иначе обещал заживо заморозить изнутри. Все-то вспоминался тот чудик с кровью ящеров. Сейчас бы и она подошла для временного восполнения сил.
Почему-то в деревне Рехи знал, где искать пищу, зачем искать. А теперь… осталось только одно дерево, единственный столп мироздания, вбитая кость между землей и крышей туч.
Чудилось, что пространство сужается, пустошь скукоживалась, сдавливала со всех сторон, обступала осадой. Кажется, случался какой-то тяжкий приступ, то ли начинавшегося безумия, то ли снова видений, то ли потери сознания. «Голодный обморок, чтоб его к ящерам!» — смутно догадывался Рехи, но слова терялись. Не так уж и важно, когда дыхание сбивалось, а тяжесть меча — единственной вещи, взятой в дорогу — представлялась непомерной.
«Главное не упасть, главное не упасть!» — твердил внутренний голос. Рехи понимал, что если плашмя приникнет к черному песку, то уже не поднимется никогда, присоединится ко всем остальным погибшим накануне. Может, не так уж и страшно. Но Рехи привык делать все наперекор судьбе и всем, кто мечтал растоптать его. И все-таки… веки снова тяжелели, вдохи превращались в пропитанный пылью хрип. Заснуть бы в объятиях этого дерева, если больше ничего не существовало, если здесь заканчивался путь. Но ведь он так и не начался!
Рехи глухо зарычал и уперся лбом в кору, стесывая кожу мелкими сучками, чтобы растормошить себя, вывести из оцепенения. Вроде же он не изменился, те же руки-ноги. Разве только вакуум сужался, выкачивал воздух из легких. Этот вакуум навалившихся смертей, крест пространства, отмеченный деревом, вбитый в землю пеплом и песком.
Сломленный странник скреб пальцами вдоль коры, царапался наверх, лишь бы разогнуть ноги. Но не выдерживал бесконечной борьбы с бессилием. Глупо и паршиво проигрывать в самом начале пути, но у множества отчаянных скитальцев путь закончился, так и не начавшись.
Кто-то мечтал о чудных далях, старики рассказывали про далекий бастион, где оставались знания предков, где сохранили растения и животных. А потом кто-то недобрым словом с сожалением вспоминал соседнее поселение эльфов, таких же кочевников.
Однажды они уверовали в этот миф и ринулись вперед, увлеченные иллюзией великого спасения. Община Рехи осталась на месте, кто-то вздыхал, что зря, но вестей о соседях долгое время не поступало. Потом при одном из переходов кочевники наткнулись на груду разбросанных обглоданных костей да часть нехитрой утвари. Как раз в том направлении ушли безумные соседи.
Он не желал становиться одним из таких же ненормальных путников. Впрочем, жизнь оседлого хищника-одиночки тоже не длилась долго. Тупик! Повсюду! То, что страшно встретить в пещерах, на неизведанных запутанных тропах.
Рехи дернулся резко вверх, встал. Но качнулся и все-таки упал с глухим стоном-воем. Вот и все… Сбывались все кошмары. Он уже не боялся даже смерти, просто жгла лютая досада: и стоило бы так изворачиваться с ящерами, выкапываться из-под песка, брести куда-то, чтобы по непонятной причине вот так рухнуть, рассыпаясь золой. От несправедливости мира Рехи кусал песок, словно намереваясь проглотить целиком весь мир, прогрызть его насквозь. Но потом прошло и это. Все замерло.
Он умирал. Все еще не смирился духом, но его тело отдавало себя на волю небытия. Проклятая оболочка… все ради нее приходится: охотиться, есть, отдыхать. А ради себя хотелось только убить Двенадцатого Проклятого, который допустил все это безобразие вокруг. Но кто бы позволил? Все было против какого-то очередного скитальца. Будто этот хваленый-проклинаемый Темный Властелин в лице бесприютных ветров всем здесь заправлял.