Внезапно сомкнутые веки пронзил невероятно яркий свет, Рехи вскрикнул, заслоняясь рукой. Оказывается, тело все еще двигалось! И даже удалось приподняться, принюхаться. Повеяло какой-то непривычной свежестью, не запахом добычи или опасности. Совсем непонятно. Да еще глаза заслонял невыносимо яркий желтовато-белый свет, по ощущениям так вообще выкалывал.
Рехи смаргивал слезы, ориентируясь больше на слух, как-то непроизвольно еще слегка приподнимаясь. Кажется, для выживания необходимо ощущение катастрофы. Впрочем, охватывал скорее трепет непонимания. Это сияние намного превосходило скупые отблески людских костров, от которых различались только тени, оно искрилось и нарастало, проникая под сомкнутые веки. И то ли сквозь них, то ли в голове Рехи различал в центре этого свечения силуэт человека с какими-то огромными отростками за спиной. Наверное, это и называлось крыльями. Некогда их носили вымершие ныне птицы, скелетики которых попадались пару раз. Но здесь все дышало каким-то нездешним спокойным великолепием, отчего Рехи все больше охватывал трепет и одновременно озлобленность испуганного звереныша, загнанного в угол превосходящей силой.
Лицо человека скрывалось в плескании света. Золотистые перья покрывали узором темные пятна, словно орнаментом.
— Иди к Разрушенной Цитадели, — внезапно донесся мягкий голос. Сияние спадало, позволяя разлепить веки.
— Солнце тебе на голову! — встрепенулся Рехи, вскочив, забывая о боли в ногах. — Призраки приперлись!
Вот уж с кем, а встречаться с пришельцами из иного мира ему совсем не хотелось. Раньше он никогда не видел прозрачные силуэты, но рассказы некоторых «очевидцев» с детства ужасно пугали. Иногда он смеялся, отмахивался, но когда в завываниях ветра чудились вздохи и чей-то шепот, легенды невольно вплавлялись в сознание.
Может, так они и приходят? Посреди пустоши к умирающим. Может, он уже умер, и так его уводили за грань? Мысли вспыхивали снопами искр, но запутывались, перетекали друг в друга сбитыми формами и образами. Свечение окончательно исчезло, являя материальные черты, но нечто мешало их рассмотреть, образ рябил волнами, разве только поблескивали задумчивостью прозрачные карие глаза незнакомца. Кто еще такой пришел? Уж не сам ли Двенадцатый Проклятый?
Рехи схватился за неизменный клык, сдавил рукоять, готовясь атаковать. Но что-то подсказывало, что силы возможного противника находятся за гранью понимания простого эльфа пустоши.
— Я не призрак, я твой проводник, — спокойно проговорило существо, кажется, слегка усмехнувшись. — У Цитадели ты найдешь ответы на свой голод.
Странные слова… Разве голодают от вопросов? Рехи ничего не понимал, просто стоял, тяжело дыша, с мечом наперевес.
— Прости нас, дитя разрушенного мира, — продолжил пришелец с небывалой скорбью, почти ласково. Рехи даже не вспомнил бы, в чьем голосе улавливал подобное печальное сочувствие. Впрочем, от жалости он только зверел. В селении тоже кто-то периодически жалел избитого «сироточку», а потом другие снова пинали и кусали, а нежданные спасители словно бы делали только хуже своим снисхождением.
«За что прощать-то? Я зла не держу. Зачем мне еще какое-то зло, если я держу меч?» — мысленно ухмыльнулся Рехи, вспоминая, как научился давать сдачи. Впервые по молодым клыкам получил эльфеныш старосты общины. И с тех пор Рехи не нуждался в жалости, кто-то его ненавидел, кто-то презирал, но только не жалел. А задиристый эльфеныш с тех пор получил прозвище Одноклык; впрочем, теперь-то он тоже погиб, вместе с остальными превратился только в воспоминание. Как и жизнь Рехи: от нее остались лишь образы прошлого и дорога.
— Прости за твою жестокость. Иди! — вдруг ударило по ушам громогласное восклицание, хотя тон словно бы и не повышался. Через миг человек исчез, унесся куда-то за горизонт мерцающей точкой, зато Рехи ощущал непонятную легкость во всем теле, хотя раны еще слегка болели, но уже не тянули к земле. Кажется, его странствие не заканчивалось в самом начале, словно кто-то задался целью испытать его. Становиться чьим-то слугой не хотелось, в этом мире давно уже не осталось господ и подчиненных.
«Ящеры трехногие, призраки помогают… Вроде бы. Или что это было? Ладно, я могу идти — уже легче, уже лучше», — заключил Рехи, приторочив обратно меч к поясу. Силы чудесным образом вернулись, но не настолько, чтобы перестать чувствовать голод. Что ж… ему велели идти. Но дух свободолюбия не позволял слушаться прямых приказов, поэтому самой насущной целью вставали поиски еды.
Рехи направился в сторону знакомых скал. Они вырисовывались изломом неровных линий, словно чей-то гигантский сломанный хребет, где кровавыми клоками мышц клубились у ребер-вершин тучи. Там всегда охотились люди, там же располагались гнезда постылых ящеров. И уж с кем столкнется — с отрядом людей или сворой ящеров — распоряжалась только судьба, в которую эльф не верил.