Голод Рехи (СИ)

Толпа растекалась у подножья замка многоцветной сизо-бурой массой славословящих ртов и поднятых рук. Колыхалась рванина одежд, образуя вместе с телами единое море, безумное в слепом неистовстве. Рехи хотел отшатнуться, скрыться в полумраке зала, но за спиной стояли Вкитор и Саат, властно и небрежно помахивая руками в приветственном жесте. Рехи же вцепился до боли в выщербленный парапет балкона. Он взирал с высоты, не веря, что где-то существует такое скопление разномастного народа.

— Страж! Страж! Страж! — различался единый возглас в гудящем вое.

Ураган, ветер, гул обвала, рев ящеров — эти звуки привычны, их слух различал. Толпа же болезненно напоминала кровавую свалку битвы в самом узком месте ущелья. Рехи как наяву увидел: вот на него наваливаются мертвые тела и скалятся мечами живые враги, вот он закрывает собой Ларта. Все напоминало о нем, но теперь, в эти неопределенные мгновения, мысли испарялись.

Рехи застыл в недоумении, не зная, что делать и о чем говорить. Верховный Жрец Саат не дал на этот счет никаких указаний, а толпа сгущалась и кидалась все ближе к балкону. Кто-то вставал на плечи или лез на развалины старинных зданий, памятников и колонн. Доносились уже и крики боли — кого-то явно задавили, растоптали, не замечая в упоительном экстазе опьянения чудом. Только каким чудом? Рехи не считал свою силу чем-то божественным, да и старался вовсе не ради этих незнакомых существ.

В прежние времена он бы сказал о них просто: «Ого, сколько еды радо меня видеть». Но теперь эта мысль пронеслась скорее глупой насмешкой над самим собой, над собственным бессилием и величием. Как же мало между ними различий. Величие — страшный зверь, голодный. Поднимает на пик славы, чтобы сбросить побольнее вниз, размозжить о скалы и слизать шершавым языком с них кровь и ошметки расплющенной плоти, повергая в бессилие.

Рехи даже покосился через плечо, ожидая увидеть крылатого монстра, выступающего из полумрака зала. Но нет, чудовище растекалось у подножья, огромное, жадное и слепое своей многоликостью. Толпа пронзала острыми копьями голову и сердце, вплавлялась невыразимым ужасом под кожу. От волнения невыносимо зудели руки, как будто под тонкую кожу напустили муравьев. Рехи плотнее сжал парапет и хрипло застонал, встряхивая головой.

— Тебе еще нездоровится, Страж? — обеспокоенно спросил Вкитор. С его стороны Рехи иногда замечал подобие заботы, а вот для Верховного Жреца Саата приобретение с пустошей оставалось только красивым символом, который надо показать людям. И не важно, больно ли этому символу, хочется ли ему выть от непонимания и смятения.

— Скажи что-нибудь… Что-нибудь вежливое! — шепнул Вкитор.

Рехи стоял, не шевелясь, лишь стискивая плотнее камень, причиняя себе дополнительные мучения. Но они очищали голову, сметали робость.

— Я… я никогда не говорил речей… Я… — Рехи замялся, потом фыркнул себе под нос: — Ай, да пошли вы с вашей вежливостью к ящерам!

— Уводите его, он сейчас такого наговорит, — обеспокоенно шикнул Саат, сжимая кулаки, точно готовясь ударить за любое неверное слово. А нечего выпускать пустынного жителя на публику! Рехи уже достаточно был ручным зверьком, шутом, отражением короля полукровок. Теперь он в полной мере обрел свою волю, волю разумного существа, а не инстинкт животного.

— Нет уж, Верховный Жрец. Вывел меня, значит, я скажу! — упрямо отозвался ему Рехи и лишь решительнее выдвинулся вперед, почти перегибаясь через перила. Вкитор на всякий случай попытался схватить его за золотой шарф, но Рехи ловко вывернулся — он не ребенок какой и не дурачок. Нет, падать в объятья этого безглазого многообразного зверя ему не хотелось. Голод восторга растерзал бы его на кусочки, каждый бы захотел оторвать от Стража Мира частицу великого чуда, великой благодати, снизошедшей на них. Глупо и бессмысленно, зато все себе.

— Народ! Мне велено что-то вам сказать. И я скажу! Слушайте!

Рехи поразился, как толпа внезапно замолкла. Еще через миг он вновь увидел линии, яркие, неправильные, сцепленные с кровавыми и черными. Они вились над площадью, переплетались с людьми, колыхались в воздухе. Среди них виделись и чистые, но мало, слишком мало. Этот город почти не отличался от деревни полукровок. Рехи понимал, что шел к миражу, тем более, если не существовало ни единого шанса найти Лойэ. Он не видел ее даже сквозь линии, даже со своей силой. Лишь красный свет далекой Цитадели нависал над Последним Бастионом, растекаясь по небу, сокрытому тучами пепла.

Он кружился средь развалин старинного города. Он объял дворец, залетел в разрушенный порт, где лиловый жрец когда-то топил корабли, заглянул в башню, где когда-то запирали старого адмирала. Пепел стал всем, пепел набивался в ноздри голодной толпы, пепел стирал величие… И Рехи больше не боялся этого голодного монстра нежданной славы. Он говорил, спокойно, уверенно и громко, неведомым образом усиливая голос через линии: