Голод Рехи (СИ)

Очевидно, после использования линий и ожогов он сделался более восприимчивым ко всему. Казалось, что у него на всем теле не осталось и клочка кожи, содрали ее, оставили гореть на тлеющем воздухе оголенную плоть. И тело принимало послания всего мира, слышало, терзалось ими. Они впивались в каждую мышцу, пробивали кости, напитывали разум. Рехи вновь видел линии, вновь они окружали его темным лесом, который тянулся за купол. К Разрушенной Цитадели, это уж точно. Она горела где-то на северо-западе красным заревом, что не покидало ни в бреду, ни наяву и виделось даже сквозь толстые стены. А черные линии уплотнялись и уплотнялись. За ними не оставалось воздуха, терялись очертания предметов. И сквозь притащенное золото проступал тлен.

«Глупцы, они не знают. Они же ничего не знают. Конечно, ложные у вас были Стражи, если перебирали этакую мерзость, — думал Рехи, лежа на холодных камнях и вновь глядя на небо сквозь дыры в куполе. — А раньше оно иначе работало, раньше не так все было, раньше эти веревки были прозрачные и чистые. Глупцы… Отпустите меня, я должен дойти до Цитадели, так завещал Ларт. Нет. Сначала я должен найти его, найти Лойэ… И… Надо думать. Думать надо, ящер недобитый, думать, как здесь возвыситься, чтобы выбраться».

========== Голод славы ==========

Напевный голос приходил на границе сна и яви:

«Смерть споет им песню вьюги.

Все лесной ее подруги.

А буран в степях глухих

Занесет поземкой их.

Похоронит, завернет,

Ведь простой они народ.

Потерять да не найти

Цель в погибельном пути.

Но вдвоем идут-спешат

Дикий воин и солдат,

Предводители глупцов

В мире проклятых отцов.

Потеряет песню вьюга

Смерти верная подруга

И оскалятся клыки:

Монстры дикие близки.

Пепел ляжет вместо снега.

А вдали маячит нега

Без падений и борьбы —

К ней ведут одни гробы.

Разморенный и спасенный

Не найдет среди потемок…

Смысла вечного юдоль.

Странников ты не неволь.

Пусть сбивают ноги в кровь.

Вьюга, ты им славословь!»

Лиловый жрец или то, что от него осталось, его голос, отпечаток личности, опять придумывал стихи. Теперь приплел какую-то вьюгу, наверное, пепельную. Но среди иносказаний Рехи четко узнал два образа. Себя и… Ларта.

Ларта, от расставания с которым больно щемило сердце. Он все не приходил, не появлялся, не спасал, не передавал весточку. Рехи боялся признаться: а, может, не было никакой дружбы, никакой… любви. Ничего не было. Просто путь безумцев, путь обреченных. Но тут же одергивал себя: если Ларт спасся, то имел полное право не лезть в Бастион, где его ждала неминуемая гибель. Иногда ради спасения жизни друзей надо отпускать, а не тянуть за собой.

Но если бы хоть кто-то четко сказал, куда и как мог направиться Ларт, ведь там, возле гор, скитались недобитые ящеры из разоренного гнезда, случайные караульные, которые не слышали приказ жрецов, еще какие-нибудь неведомые твари. Словом, сотни опасностей ждали подкошенного раной воина, оставленного к тому же без меча. А тут еще лиловый твердил что-то о смерти, отчего совсем противно становилось.

«Ты еще стихи мне будешь читать. Ты, лиловый… Лучше бы сказал прямо, что вы с Двенадцатым натворили с нашим миром и как это все исправить, — гневно отвечал Рехи. — И не смей упоминать Ларта! Он не твой, а мой. Мой Ларт! И где он теперь? Где, к ящерам вас всех! И где я… Кто я? Проклятье, мысли путаются. Опоили меня чем что ли».

— Как чувствуете себя, Страж? — осведомился Вкитор ранним утром, согнувшись в раболепном поклоне, как и всегда. Будто нравилось подагрическому старцу мучить себя лишними движениями. Рехи уже привык и находил даже забавным эти нелепые упражнения.

— Неплохо, — кратко бросил он, свешивая ноги с каменного алтаря, вернее, своей постели, накрытой мягкими шкурами ящеров. Он уже сам одевался и начинал понемногу шевелить пальцами, кожа на которых словно окаменела и едва ли позволяла держать что-то тяжелее плошки с кровью. Больше жертв не приносили, но кормили хорошо. Каждый из служителей отдавал немного своей крови.

— Это очень хорошая новость, — обрадовался Вкитор. — Я сообщу Верховному Жрецу Саату.

Что именно сообщил Вкитор, Рехи не узнал, но после донесения несчастного пустынного эльфа вновь заставили познакомиться с «прелестями» купания водой. Впрочем, после безумного побега наперевес с раненым Лартом, Рехи перестал бояться безобидных бассейнов и колодцев.

Тогда-то он неведомым образом пересек целую реку.

К тому же служители и служительницы оказались очень аккуратными и не беспокоили ожогов. Рехи по-прежнему не испытывал к суетящимся созданиям вокруг ничего, кроме презрения и, как ни странно, чувства превосходства. Откуда оно только взялось?

Рассказывал старый адмирал, что в совсем древние времена эльфы верховодили людьми, брали их в рабство, чуть позднее держали в качестве крестьян, нагружая самой неприятной работой. Позднее случились восстания и бунты, требовали «равных прав» — вот такое опять мудреное слово. И рабы успешно добились своего, настолько успешно, что с течением веков люди и эльфы основали свои королевства. Сперва ненавидели друг друга, воевали, а потом все начало постепенно перемешиваться.