Голод Рехи (СИ)

— Под моим наблюдением, — норовисто вскинула голову телохранитель и перехватила поудобнее длинное копье. Рехи фыркнул в ответ, быстрым шагом пройдя мимо нее, и подумал: «Наблюдай, сколько хочешь. Наблюдай внимательно за тем, что я буду творить. Страшись, когда я убью Саата! Дивись на меня! Дивись, ибо я истинный Страж Мира, которому не нужны культы!»

Рехи двигался столь уверенно, что не разбирал дороги, не задумываясь о том, где могут находиться Саат и Вкитор. Он верил в себя сильнее, чем прежде. Судьба готовила жрецам роковую встречу с истинным Стражем Мира.

Он лишь страшился уловить звуки борьбы, но караулы в обычном режиме патрулировали коридоры. Они уже не обращали внимания на своевольные перемещения Стража. Или все что-то знали? О чем-то молчали. Рехи косился на неразборчивые карикатурные рожи, которые менялись масками тоски и ухмылок, как волны песка, поднятого ураганом.

«Что-то не то, все не так», — кричало подсознание. Рехи провожали многозначительными взглядами. «Они смеются?! Отчего они смеются?» — ужасался вскоре он, невольно шарахаясь от стражников. Они как будто намеренно следовали за ним, смыкая ряды. Враги подступали медленно, как песок, осыпающийся с краев воронки.

От непоколебимой уверенности не осталось и следа, когда Рехи заметил совершенно одинаковое выражение на лицах всех встретившихся на пути культистов. И как он раньше не догадывался! Как раньше не понимал, что именно так ужасало его — эта одинаковая маска, совершенно похожие подергивания глаз и губ, точно все друг другу приходились близкими родственниками. Разве только его телохранитель выделялась среди них, среди этой массы одинаковых рабов. Возможно, Саат что-то упустил, что-то еще не сделал с ней. Не провел некий темный ритуал. Но что случилось с остальными? Какими словами он убедил их сделаться столь безвольными в слепом служении?

Кулаки Рехи невольно разжались, пальцы предательски задрожали. Он метался по коридорам, а рассвет жадно вползал на открытые полуразрушенные балюстрады, обвивался вокруг башен длинным змеем, сочился грязными потеками в сумрачные углы. Время предавало, заковывая в бесконечность незнакомых коридоров.

«Ничего, ничего, я успею! Я найду!» — твердил Рехи, скитаясь по замку. Он искал то ли вход в акведук, то ли покои Саата, потому хаотично бороздил лестницы, стегая хлыстами линий колонны, каменные плиты и мертвые сады. Вздымался горький пепел. Собственные руки в алом зареве казались окровавленными. Но в прошедшую ночь он никого не убил, не вонзил клыки ни в чью шею. Он познал великую радость и наутро не позволил бы ее отнять ни жрецами, ни самому Двенадцатому. Он намеревался воцариться единолично в Городе Рехи. Да, с этой мыслью он заснул, слушая далекие отголоски раскатистого смеха Двенадцатого.

Над чем тот смеялся? Что так развеселило безумного бога, который уничтожил собственный мир? Рехи закрывал и тер глаза: алый свет со стороны Цитадели выжигал их, полыхая ярким пожарищем, в котором исчезали остатки мира. Отвага стиралась нарастающей тревожностью.

«Все неправильно, все! Все не так! Помогите! Эльф, Митрий! Где вы? Почему я слышу только этот смех?» — ужаснулся Рехи, прислонившись к стене и зажмурившись. Но это не помогло: безумный красный свет заставлял нестись вперед, куда-то сквозь замок, сквозь хаос одинаковых ухмылок.

Росла и крепла мысль, что сияние померкнет, когда Рехи займет трон, когда Бастион станет его городом. Последним градом разумных созданий его мира. И он сам уподобится их божеству. Новому, не безумному, пусть и пьющему кровь. Да, именно так, именно так! И Лойэ с Наттом будут спасены! Рехи вспомнил свой план. Его, конечно, просили прикрывать отход возле какой-то стены… Но он все равно забыл какой именно, в его голове орали сотни голосов, сливаясь в единый звенящий хохот Двенадцатого Проклятого.

— Страж! Погодите! Не так быстро, Страж! — кричала вслед телохранительница, размахивая на бегу копьем. — Не ходите туда, там опасно!

Рехи приблизился к краю обвалившегося коридора. На той стороне маячили закрытые двери, красивые и отполированные. За триста лет они бы покрылись пылью, не сияла бы искусная ковка с изображением крылатых ящеров и нежных дев, прикованных к ним цепями. Художник-кузнец изображал какой-то забытый сюжет из мифологии старого мира. Но в новом за этой дверью явно скрывалась не завораживающая легенда, а оскал неприглядной реальности. Еще более грязной и беспощадной, чем в самой гадкой площадной песенке.

«Опасно, говоришь? А что если я сделаю… так!» — осклабился Рехи и вцепился в черные линии, как в надежный канат. Теперь он управлял ими, почти бессознательно подчиняя своим нуждам. Пальцы резко обхватили темные веревки, даже склизкая мерзость на них уже не обжигала, хоть и дымилась при касании. Но он контролировал эту изнанку мироздания, как Ларт прирученного ящера.

Рехи ловко перенесся через расселину и влетел прямо в створки ворот, пребольно ударившись носом. На губы потекла струйка крови, он торопливо слизал тягучую влагу и обернулся.