Голод Рехи (СИ)

— Милорд, будьте более почтительны к нашему воплощенному божеству! — не по чину возмутился советник. — Он не обязан показываться Вам, но он все слышит, я уверен. И его заступничество нам понадобится.

— Да, хоть чье-то… Лишь бы война не затянулась.

«Двенадцатый Проклятый? Милостив? Бред какой-то! Они поклоняются ему, как… как божеству!» — обескуражено охнул Рехи, все чувства смешались, закипая и путаясь.

И еще этот извечный надоедливый голос заунывно напевал:

«Во сне пришло начало той войны,

После которой потускнели сны.

Перепахал народы крыла взмах.

Остался черным вестником лишь прах:

Так черный ворон перья разбросал,

Весь мир сгорел, пожрал его пожар.

На судьбах шрам, истлела доброта.

И все иначе было, но когда?

Неужто не терзали яро плоть?

И тягу рушить как им побороть?

Склевало память воронье войны,

Мир окровавлен, он не видит сны».

Наверняка, это тот самый «голос» крутил старые воспоминания, обучал ненужным ныне словам. Кому, спрашивается, интересны барельефы? Фонтаны? Фламинго? Особенно когда вокруг только вонь, кровь и голод пополам со злобой и вечной борьбой.

Лица короля и советника плавились, рассыпались хлопьями пепла, их сметал огненный смерч. И не только их: рушились города, сравнивались с землей крепости. Предстало целое поле брани, но без победителей и побежденных, ибо все корчилось в агонии от огня и застывало пепелищем смерти. Все поглощал ненасытный пламень, превращавший сады в пустоши, а людей лишь в обугленные кости или в зыбкий прах. Ужас умирания взревел оглушительным воплем, последним стоном.

Легкое парение призраком прекращалось. Сначала обрушились жгучая боль в левом боку и ломота в запястьях, потом звон в ушах, и еще зачесалась рана на затылке. От неожиданности с губ сорвался слабый стон, хотя оставаться в дивном старом мире отчего-то совсем не хотелось. В обреченном мире хорошо лишь тем, кто еще надеется избежать конца.

Рехи-то помнил четко: все умирает, все неизбежно распадается пеплом и тленом. Только кому-то роют могилу поглубже, кто-то сгорает, кого-то съедают ящеры. А иных — людоеды.

Вот к ним Рехи и попал, обнаружив себя привязанным к грязному столбу. По неестественно выгнутой спине ползали мурашки боли и холода от прикосновения местами скользкого, местами заскорузлого материала, то ли дерева, то ли металла. Зрение не прояснялось, но вокруг сновали силуэты, чуткий слух доносил отрывистые реплики:

— Пусть мясо посидит до возвращения охотников.

— Но мы его поймали! И мы голодны! — возражал кто-то, вроде тени поменьше, потоньше. Их отгоняла какая-то бесформенно-толстая женщина, потрясая седыми космами. Наверное, одна из жен лучшего воина племени, вождя. Хотя у людоедов, может, и по-другому было заведено.

— Это их право освежевать добычу, — возражал кто-то.

— Нет, традиции нарушать нельзя. Эльфа может освежевать только опытный охотник, — возражала женщина, пока Рехи силился рассмотреть окружающих. Конечно, он не рассчитывал встретить союзников, но если бы деревня оказалась знакомой, то вспомнил бы пути отступления. Столб, как назло, торчал из зловонной лужи за каким-то навесом из шкур, закрывавшим обзор.

— Верно, — кивали другие людоеды. — Они не менее ядовиты, чем ящеры.

— Так что пошли прочь! Добыли — молодцы. А еда потом.

— Ничего, хоть ухо отрежем… — хохотнул кто-то из группы недоростков.

— Пшли прочь! Традиции надо чтить! — взвивалась старая карга, размахивая руками.

«Попался отряду мальчишек… — осознал Рехи. — Как глупо! Трехногие, солнце им на голову, как же глупо!»

— Ядовитые? — продолжался спор.

— Разве ты не видел клыков? Как у ящеров! Они звери, звери! — пугала ненормальная старуха.

— А вон у этого нет клыков. И ушей нет. И космы не белые, — тыкали на кого-то мальчишки.

— Но он назвался Сумеречным Эльфом. Значит, он эльф.

— Какая вам разница? Они оба — отличное мясо. Я устал жрать ящеров с грибами, — пробубнил кто-то из воинов, но его отогнали все тем же безумным возгласом:

— Пшли!

Наверное, жена сильного воина рассчитывала получить лучшие куски при дележке мяса, вот и придумывала невероятные традиции и преувеличивала ядовитость эльфов. Конечно, хотелось бы разить всех одним взглядом или укусом. Но сказки остаются выдумками, ложью.

— Сумеречный Эльф… Никакой ты не эльф! Но ты — мясо, — донесся напоследок писклявый голосок одного из стаи мальчишек, а потом сочный звук неумелого удара-пощечины.

«Сумеречный Эльф?! Но как?» — поразился Рехи. Он почти сразу понял, что с другой стороны столба кто-то тоже прикручен, но рассчитывал, что это Лойэ. Еще надеялся позлорадствовать, что своенравная предательница не предупредила об опасности, а сама так увлекалась бессмысленным поединком, что тоже попалась. Теперь же оставалось гадать, кого из этих двоих хотелось меньше встречать на своем пути.

— Кажется, мой друг, они оставили нас в покое. На какое-то время, — вскоре донесся безмятежный голос.

— Дают мясу «подышать» перед едой, — собрав силы в кулак, съязвил Рехи, буркнув на всякий случай: — И я тебе не друг.