Голодная степь: Голод, насилие и создание Советского Казахстана

…действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую:

а) убийство членов такой группы;

b) причинение серьезных телесных повреждений или умственного расстройства членам такой группы;

с) предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее;

d) меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы;

e) насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую921.

Таким образом, чтобы какая-то политика подпадала под юридическое определение геноцида, она должна сочетать в себе определенные действия (a–e) и намерение «уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу». Если же речь идет о политических группах, тогда это определение не действует, поскольку ограничивает возможные жертвы геноцида национальными, этническими, расовыми или религиозными группами. В ходе переговоров, предшествовавших заключению конвенции, Советский Союз был одним из тех государств, которые успешно боролись против упоминания о политических группах922.

Советская власть стремилась радикально трансформировать казахское общество и не беспокоилась о том, что подобная трансформация приведет к бескрайним людским страданиям. Однако нет никаких данных, что эти планы насильственной модернизации когда-либо включали в себя стремление уничтожить казахов как группу. Хотя московское руководство в самый разгар голода прибегало к таким безжалостным мерам, как изгнание голодающих беженцев из городов и занесение деревень на черную доску, целью этой тактики была не борьба с казахами как таковыми, а всего лишь решение проблем, которые власть считала политическими, – остановить распространение болезней, ликвидировать беспорядки в городах, нехватку хлеба на государственных рынках. Таким образом, с точки зрения Конвенции о геноциде, которая и есть источник юридического определения геноцида, казахский голод геноцидом, по-видимому, не является, поскольку существующие данные не указывают на то, что власти стремились уничтожить казахов как этническую группу. Впрочем, если мы обратимся к первоначальному определению геноцида, которое сформулировал Лемкин и которое включает не только физическое уничтожение, но и политическое, социальное или культурное, то казахский голод, вероятно, можно считать геноцидом. Ведь при помощи коллективизации советское руководство стремилось уничтожить кочевой образ жизни – ключевую часть казахской культуры и идентичности.

Но фиксация на понятии геноцида мешает увидеть картину в целом. Казахский голод был преступлением против человечности. Он привел к смерти более миллиона гражданских лиц и к физическим и душевным страданиям тех, кто выжил. Тот факт, что в глазах общественности главнейшим и окончательным преступлением стал геноцид, под юридическое определение которого казахский голод, видимо, не подпадает, вовсе не уменьшает страданий казахов и не делает казахский голод менее достойным внимания. Напротив, этот факт – что казахский голод, будучи одним из самых гнусных злодеяний сталинского режима, не вписывается в юридическое определение геноцида, – должен заставить историков вновь задуматься о том, как мы классифицируем и изучаем массовые преступления и их осуществление. Делая столь сильный упор на те случаи, которые соответствуют принятому определению геноцида, мы тем самым, возможно, скрываем другие массовые преступления, такие как казахский голод, которые тоже имели политическое происхождение и были не менее разрушительны для человеческих жизней.

ЭПИЛОГ