Голодная степь: Голод, насилие и создание Советского Казахстана

Московское руководство предвидело, что натиск партии на казахскую кочевую жизнь приведет к голоду, однако не ожидало этой массовой миграции, крупнейшего переселения с XVIII века, со времен джунгарского нашествия. Беглецы были почти поголовно казахами – потому, что голод нанес свой главный удар по казахскому аулу, и потому, что казахи были скотоводами-кочевниками, не раз практиковавшими бегство в случае неблагоприятных природных или политических условий. Они наводнили города и промышленные объекты в Казахстане, соседние территории СССР – Западно-Сибирский и Средне-Волжский края в РСФСР, Узбекистан, Киргизию и Туркмению, и бежали за границу – в Китай и, в меньшей степени, в Иран и Афганистан. Таким образом, масштабы связанного с голодом бегства в Казахстане были куда бóльшими, чем в западных землях СССР. Всего за восемь месяцев, с июня 1931 по февраль 1932 года, количество зарегистрированных хозяйств в республике уменьшилось на 22,8%: в бега ушли более 300 тысяч хозяйств, более миллиона человек727. Один районный чиновник охарактеризовал 1931 год, когда началось это могучее движение населения, следующим образом: «Все население казакских аулов было, так сказать, на колесах»728. Массовый исход казахов из сельской местности облегчил участь некоторых из них, но большинство беглецов не нашли спасения. К 1934 году, когда закончился голод, в этом беспрецедентном катаклизме погибло около 1,5 миллиона человек, или четверть населения республики.

Московское руководство представило это движение страдающих людей как знак успеха и прогресса. Их называли не беженцами, а откочевщиками. С точки зрения Филиппа Голощёкина, руководителя и партийного секретаря республики, появление откочевщиков было частью необходимого перехода, когда казахи, избавляясь от отсталых кочевых практик, превращались в социалистическую нацию. Он заключал: «Старый аул сейчас разрушается, он в движении к оседанию, к покосу, к земледелию, переходу от худших земель к лучшим; и в движении к совхозам, к промышленности, к колхозному строительству». Есть, конечно, и те, кто тоскует по прошлому и не понимает социалистического будущего, – они «паникерствуют, предсказывают гибель»729. Чиновники предупреждали, что этот этап перехода потребует особой бдительности, и партия атаковала кочевое скотоводство еще более яростно, взяв на вооружение фантастические планы по еще более быстрому оседанию казахов на землю. Как и в других регионах Советского Союза в годы коллективизации, московское руководство ответило на общественный катаклизм самыми безжалостными методами: чтобы помешать бегству голодающих, границы были закрыты, беженцы подвергались проверке и надзору, голодающих людей выселяли из городов как «нежелательные элементы», а некоторые районы республики «заносились на черную доску», что означало полный запрет торговли и поставок продовольствия730.

Однако Москва была не в силах контролировать этот кризис. Врачи предупреждали, что по уровню развития современной медицины Казахстан уступает большинству регионов страны, и призывали партию направить больше ресурсов на развитие общественного здравоохранения и программы вакцинации в республике, но чиновники, поглощенные головокружительной программой государственной модернизации, проигнорировали эти предупреждения731. Вместе с голодом по степи распространились такие болезни, как тиф, оспа, холера и туберкулез, и сравнительная недоразвитость региона увеличила масштабы бедствия. Чтобы поесть, голодные люди убивали последних животных, и численность скота в республике продолжала стремительно сокращаться, ставя под вопрос статус Казахстана как главного поставщика мяса для Москвы и Ленинграда. Животных теперь не хватало и для обработки полей, поэтому колхозники были вынуждены засеивать поля вручную, а чиновники начали покупать скот в Китае. Козлом отпущения за срыв мясо- и хлебозаготовок стал Голощёкин: в разгар кризиса его сняли с должности и заменили на армянина Левона Мирзояна.