Откочевщик вызывал не сочувствие, а опасения. Он ассоциировался с болезнями, беспорядком и контрреволюционным поведением. Действия многих откочевщиков, казалось, подтверждали это описание: рост преступности и антиобщественного поведения вообще крайне характерен для периодов голода, поскольку голодающие люди готовы идти на самые крайние меры, лишь бы добыть еды749
. Секретарь парткома Западно-Сибирского края гневно писал Голощёкину, что в Славгороде откочевщики занялись конокрадством и грабежом. Они отбирают хлеб «у граждан не только на улице, но и в квартирах, куда казахи приходят группами по 5–8 человек, требуя снабдить их хлебом». В городских столовых, сообщал он, казахи «подбирают хлебные крошки, вылизывают тарелки, а иногда прямо отбирают пищу у столующихся»750. В самом Казахстане банды откочевщиков, как сообщал чиновник Максимо-Горьковского района, устремились на север, в Сибирь. Проходя через различные районы, они воровали лошадей и скот, а также грабили людей «не только ночью, но и днем»751. Вместо того чтобы назвать истинную причину подобного поведения, а именно отчаянное стремление Москвы любой ценой провести коллективизацию, чиновники возлагали ответственность за беспорядки на откочевщиков, тем самым создавая замкнутый круг, лишь поощрявший дальнейшие репрессии против голодающих752.В соседних республиках СССР, куда бежали сотни тысяч казахов, граница между понятиями «казах» и «откочевщик» стала размываться. Во всех казахах начали видеть угрозу, в том числе и в тех, кто не был беженцем, а переселился в давние годы, до возникновения новых «национальных» границ. Откочевщики превратились в дважды нежеланных людей. Они не только представляли собой кочевников – отсталую общественную категорию, с которой советская власть обещала покончить, – но и были к тому же «иностранцами», национальностью «казахи», покинувшей свою титульную республику, – Казахстан. Их присутствие в соседних республиках было прямой угрозой правилу, установленному во время национального размежевания 1924 года, – что национальность должна совпадать с территорией. И местные жители теперь, в кризисной ситуации – речь шла об их собственном выживании в голодное время – завладели этим пониманием национальности, сформулированным властями, и использовали его для собственных целей – для объяснения и оправдания нападений на «иностранных» казахов.
В Западной Сибири, где оказались многие беженцы первой волны, сыграл свою роль и давний конфликт между крестьянами, обрабатывавшими землю, и кочевниками-казахами, регулярно проходившими через крестьянские земли в ходе сезонных миграций. В письме к Роберту Эйхе, первому секретарю Западно-Сибирского крайкома ВКП(б), местный чиновник подробно описывал проявления «великодержавного шовинизма» русских в отношении казахов. В Алейском районе сани, на которых ехала группа пьяных русских, праздновавших религиозный праздник, наехали на группу казахов, так что сломалась оглобля. «Используя это как повод, русские выскочили с саней и начали избивать казахов», – писал он. На районном вокзале, продолжал автор письма, «заведующий нанес побои и оскорбления казаху и прогнал его в шею из буфета». Чиновник заключал: «Избиения, в основном, внешне без причины – бьют потому, что это казахи»753
. Возродилась такая старинная крестьянская практика, как самосуд, – и жертвами стали сотни казахов, убитых в шахтерских районах Кузбасса754. Местные выдвигали предложения запретить казахам появляться на улице после наступления ночи и выслать всех казахов из региона755.Зимой 1931/1932 года, когда поток голодающих казахов усилился, а вместе с ним выросла и угроза эпидемий на заводах и в городах, Западно-Сибирский край начал насильно высылать казахов. В Алейском и Шипуновском районах, как писал член парткома Восточно-Казахстанской области, «без агитмассовой работы, без учета социального лица, без участия партийно-комсомольской общественности казахов собирали через милиционеров и исполнителя сельсовета. Эти „организаторы“ ставили перед собой задачу: в течение 24 часов очистить район от казахов»756
. По словам автора этой докладной записки, они выломали двери и окна лачуг, где жили казахи, а затем запихнули последних в переполненные вагоны, где не было ни воды, ни пищи, ни тепла, и отправили в Казахстан757. Чиновники Восточно-Казахстанской области сообщали, что голодающих казахов переправляют через республиканскую границу и выбрасывают из вагонов, не задумываясь о том, из какой части Казахстана они происходят758. Пытаясь контролировать собственную границу, исполком Западно-Сибирского края приказал создать на железнодорожных станциях вблизи границы Казахстана «изоляционно-пропускные пункты», которые будут проверять пассажиров на наличие болезней, прежде чем дать им разрешение продолжать путь на север759.