Когда мы подлетаем к стартовому комплексу, окна в планолете затемняют, и сквозь них уже ничего не видно.
— Зачем? — интересуюсь я.
— Трибуты не должны знать, что будет на арене.
Планолет останавливается, и мы по очереди спускаемся по лестнице в какой-то люк. Порция ведет меня в комнату, отведенную специально для меня. Каждый год арену строят заново, так что я первый и последний трибут, который побывает здесь.
Иду в душ и наслаждаюсь теплыми струями воды, скорее всего, в последний раз в жизни. А когда выхожу из ванной, Порция уже разглядывает мой костюм, для арены. У всех они будут одинаковые. В этом году это коричневые брюки, светло-зеленая футболка, коричневый ремень и ветровка с капюшоном.
— Что-то не так? — спрашиваю я.
— Нет, все так. Просто я смотрела, в чем особенность этой ткани.
— И в чем ее особенность?
— Ветровка не пропускает тепло, а ботинки влагу. Так что, возможно, будет холодно и сыро. Может быть, что-то вроде леса или болот.
— Не сильно обнадеживающе, — говорю я.
— Это только мои предположения.
И все равно, какой бы не была декорация, там будет ад. От этой мысли у меня опять начинает болеть живот.
Порция помогает мне одеться и говорит, чтобы я убедился в том, что одежда сидит удобно. Я хожу, приседаю и бегаю, пока не убеждаюсь, что все идеально.
— У тебя есть вещь, которую ты хочешь взять с собой? — спрашивает она.
В этот момент меня будто прошибает током. Мои записки! Как я мог их забыть?
— Я забыл их в тренировочном центре, — отвечаю я.
— Ты говоришь не о тех бумажках, которые искал утром?
— Да, о них, — хотя я не помню, что вообще что-то искал.
— Пит, они лежат у тебя в кармане халата, — говорит Порция и идет в ванную и возвращается с моими записками. — Ты что, совсем не спал?
— Пару часов, — неуверенно говорю я и засовываю бумажки в кармашек ветровки, — не помню, чтобы я брал их с собой.
— Тебе надо проснуться, я закажу кофе.
Она уходит, а я остаюсь в комнате один. Теперь, когда мои записки со мной, становится спокойнее. Во-первых, они символизируют, что в меня кто-то по-настоящему верит, а во-вторых, этого «кого-то» не накажут, если случайно обнаружат их в комнате. Все мысли в моей голове спутаны, но план, придуманный Хеймитчем, я помню во всех подробностях.
Порция возвращается с двумя кружками и отдает одну мне.
— Редкая гадость, но помогает проснуться.
Делаю глоток. Да, совершенно точно, напиток — гадость, но допиваю все до последней капли. Во рту остается неприятный привкус и осадок.
— Будто пыли пожевал, — говорю я и ставлю кружку на стол.
Порция усмехается и пересаживается на диван рядом со мной.
— Хочешь поговорить? — говорит она почти шепотом.
— У меня все спуталось в голове. Такое чувство, что все происходит не со мной, — откровенно признаюсь своей стилистке и вижу искреннее сочувствие в ее глазах.
— Расскажи мне все, что хочешь, и все станет на свои места.
— Я никогда не мог подумать, что все случится вот так, — отвечаю я. — Я до сих пор не могу поверить, что в таком возрасте мне приходится думать о смерти.
— Не думай о смерти, Пит. Поверь, это не приведет ни к чему хорошему. У тебя есть цель, верно? — я киваю. — Так вот, когда ты окажешься на арене, выкинь из головы абсолютно все, кроме этой цели. Прежде чем сделать что-то, думай: «Это поможет мне или помешает?». Я уверена, что у тебя все получится. Но даже если что-то пойдет не так…. — она замолкает, чтобы подобрать слова. — Даже если у тебя не получится спасти Китнисс, постарайся победить.
— Я не смогу вернуться домой без нее…
— Ты поможешь своему дистрикту, своей семье.
— Я не смогу, — повторяю я.
— Я тоже думала, что никогда не смогу начать жить заново после смерти моих родных. Но каким-то образом у меня все получилось. Первое время я жила будто во сне, а сейчас рада, что когда-то давно смогла перебороть себя.
— Для этого надо иметь очень сильный дух, — говорю я.
— У тебя дух намного сильнее моего, ты добровольно жертвуешь собой ради любимой. Я не знаю, смогла бы я так, — она обнимает меня за плечи одной рукой.
— Надеюсь, все получится, — шепчу я.
— Все получится, Пит. Не сомневайся.
Наш разговор прерывает громкий гудок — знак, что трибуту пора отправляться на арену. Я встаю и иду к диску, который поднимет меня наверх.
— Если вдруг у тебя больше не будет сил бороться, вспомни о том, что дома тебя ждут люди, которым ты нужен. Вспомни обо мне. Вспомни о семье Китнисс. Ты удивительный человек. И, чтобы не случилось, я всегда буду тебя помнить, — Порция пытается говорить спокойно, но по блестящим глазам и дрожи в руках нетрудно догадаться, что на самом деле происходит у нее внутри. Очевидно, что держится она только ради меня.
— Обещаю бороться до последнего, — говорю я, и она крепко меня обнимает.
Встаю на металлический диск и глубоко вдыхаю.
— Удачи, Пит, — слезы все же прорываются через защиту, но она быстро смахивает их ладонью.