Все изменилось в моем «огненном» стиле. Я похожа на обычную капитолийскую даму, которая теперь выглядит намного строже и скромней. Темно-бордовый, практически бурый пиджак, штаны с выпирающей стрелкой под стать ему и простые, малоудобные туфли. Как странно, но я даже скучала по этому дикому чувству неудобства. Я так привыкла к своим перевоплощениям, что теперь, смотря на подобранные волосы и мизерный макияж, чувствую себя даже некомфортно.
Во всем этом стиле читался дух Койн. И если Сноу ассоциировался с его «безжизненным» цветником роз, то она – запах ненавистных мне с детства бордовых, кроваво-алых астр. Беспрецедентно, но эти цветы вызывали во мне отвращение.
Я улыбаюсь своим нелепым мыслям еще шире. Мне все равно, о чем думать, лишь бы не об образе сладкоголосой Вении, полнощекой Октавии и обычно хмуром, но таком заботливом Флавия. Нельзя. Китнисс, табу – вспомни это слово и вновь запиши у себя на лбу.
– Это, конечно, очень мало похоже на прекрасные эскизы, которые готовил для тебя Цинна, – виновато говорит Далия, видя перемены в моем лице. – Но это - все, на что мы способны, не выходя за капитолийские рамки.
– О, нет. Вы сделали из меня прежнюю красавицу…
– Ты мало похожа на Огненную Китнисс, но…
Она замолкает и отходит к заваленному приборами столу. Я недоумеваю – неужели это не все? По-моему, добавь сюда еще слегка косметики или аксессуаров, и по нынешним капитолийским меркам я буду выглядеть развратно. Она возвращается, и я замечаю некоторый блеск в ее руках.
Она подходит ко мне вплотную и цепляет на отворот воротника мою брошь. Брошь Сойки-пересмешницы. Нет сомнений – это моя неподдельная брошь, которую когда-то подарила мне Мадж. И я уже слышу ее голос…
…– Взять с собой на арену разрешается только одну вещь из своего дистрикта. Что-то, напоминающее о доме. Ты не могла бы надеть вот это?
Она протягивает ту самую брошку, что украшала сегодня ее платье. Я рассматриваю на ней летящую птицу с зажатой в клюве стрелой. Мадж плачет, а я все еще храбрюсь и отчаянно делаю вид, что со мной все в порядке.
– Твою брошь?
– Пусть она охраняет тебя, Китнисс. Обещаешь, что не снимешь ее на арене?
– Обещаю, Мадж…
– Я думаю, это твой оберег, Китнисс, – заворожено шепчет Фелиция.
Своими хрупкими пальчиками она проводит по исцарапанной, но все такой же яркой и переливающейся в лучах солнца поверхности безделушки. Я слежу за ее движениями и неожиданно думаю о том, как мы похожи с брошью: искалеченные, покрытые сетью трещин и царапин, которые никогда не затянутся, но все же не потерявшие собственного сияния.
– Спасибо, Фелиция. Спасибо вам всем, – тихо говорю я.
Неожиданно за моей спиной смыкается кольцо двух пар тоненьких, исхудавших рук. Сестренки не смогли сдержать нежных чувств, которые проснулись в них за столь короткий срок. Я в действительности не понимала, почему произвожу на людей такое впечатление, о котором когда-то говорил Пит. Они верят в меня. Они верят мне. Они верят в то, что делаю я сама.
И это еще один повод, чтобы доказать Койн, что я чего-то стою.
Я чувствую, как поезд медленно, но верно замедляет ход. Фелиция и Далия отпускают меня. На лице последней я замечаю слезы. Обе девушки похожи друг на друга как две капли воды и если бы не одно явное отличие, я бы ни за что не отличила бы их.
Лазурно-небесные стальные глаза выдавали спокойный и ровный, а в чем-то даже холодный характер старшей из сестер – Фелиции. А вот янтарно-карие глаза, принадлежавшие Далии, говорили о теплом и еще беззаботном характере младшей сестры. Они - словно я и…
Прим. Ведь Фелиция наверняка опекает свою маленькую сестренку, ласково называя только ее особой кличкой. Хотя разница в возрасте у них далеко не такая, какой она была у меня с утенком, она наверняка чувствует себя ответственной за все, что бы ни случилось с Далией. Они повзрослели позже, чем пришлось взрослеть мне и Прим. Но для них этот период стал неожиданным, словно снег на голову, тогда как я была готова к этому с самого рождения.
– Китнисс, обещай быть собой, – напоследок говорит Этан, стоявший все это время в стороне. – Тебе ничего не нужно делать – ты уже покорила их.
Моя новая команда подготовки остается в купе, когда поезд, наконец, подъезжает к центральному вокзалу Капитолия. Мы еще увидимся в Тренировочном Центре, на подготовке ко дню Жатвы, во время Парада Трибутов, но отчего-то это гложет мое сердце. Возможно, потому, что каждую проделанную работу мне есть с чем сравнить.
По коридору из стороны в сторону мечется персонал. Видимо, Капитолийский прием - один из самых ярких и запоминающихся событий грядущего года. Сквозь толпу я замечаю проталкивающегося ментора с бутылкой в руках. Его тут же останавливает упитанная женщина, пытаясь растолковать то, что выносить алкоголь из помещения экспресса строго воспрещается, но когда это останавливало Хеймитча?