Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ)

Неожиданно я вижу Пита, который, обогнув ментора, идет ко мне навстречу. Мой напарник выглядит выспавшимся и посвежевшим, будто не он сам бодрствовал до утра. Костюм на нем сидит более престижно, чем на мне, наверное, потому, что Питу всегда шли строгие вещи. Несколько пуговиц выглядывающей рубашки расстегнуты, и это придает его образу еще больший… Шарм? Ты опять забываешься, Китнисс.

Я выдавливаю приветственную улыбку, но, наверное, это выглядит ужасно, потому что Пит тут же хмурится.

– Привет, – непринужденно говорю я.

– Привет. Хорошо выглядишь.

– Спасибо.

Обмениваться дежурными фразами вошло мне в привычку, и я уже не расстраиваюсь. Но что-то все же не так. Взгляд небесных глаз обеспокоен, и, возможно, причиной его волнения являюсь я.

– Все в порядке?

– Вне всяких сомнений, – вру я.

– Китнисс, я знаю, тебе неприятна вся эта показуха, но постарайся… перетерпеть.

Показуха? О чем это он?

– Все будет хорошо, я обещаю, что на этот раз все будет более сдержанно…

Сдержанность, показуха? Ну конечно, несчастные влюбленные из Дистрикта-12… Мое сердце зажимают в тисках, и я чувствую, как притупившаяся боль ударяет по мне с новой силой. Он сочувствует мне так же, как и себе самому. Это фарс, и он остается фарсом даже теперь, когда закончились восстания, даже теперь, когда Койн стала президентом, даже теперь, когда все его чувства ко мне остыли…

– Хорошо.

– Вместе? – протягивая ко мне ладонь, спрашивает Пит.

И я не задумываюсь, потому что знаю, что ответить:

– Вместе.

***

Вспышки камер, кажется, ослепили меня в то мгновение, когда я ступила на мощеную землю Капитолия. Все вокруг замерло и сосредоточилось на нас. Каждая мелочь, которую едва успевали ухватить репортеры, сопровождалась очередным щелканьем камер. Все внимание в основном было приковано к переплетению наших рук – уже приевшейся традиции «Несчастных влюбленных из Дистрикта-12».

Из толпы доносятся вопросы, признания и просто оголтелые крики. С обеих сторон нас обступают люди в формах миротворцев. Медленно, пошагово мы продвигаемся к машине, которая доставит нас в Тренировочный Центр. Многие журналисты пытаются прорваться сквозь кольцо наших сопровождающих, но их быстро усмиряют, заставляя вернуться на прежнее место.

Удивительно только то, что я не замечаю ярких, небрежных, прежде кислотных цветов, в которые были окрашены наряды капитолийцев. Капитолийцев больше нет. Макияж у журналистов либо отсутствует вообще, либо кажется едва заметным и натуральным. Никаких вызывающих оттенков, вырезов и покроя: строгость, вычурность и опрятность – новые слова, внесенные в моду столицы.

Я замечаю машину с затемненными стеклами, которая, по-видимому, отводилась для элиты, прибывшей в город. И насколько я удивляюсь, когда понимаю, что «элита» - это мы сами.

Что ж, это не самое худшее, что мне доводилось видеть. Всю дорогу до Тренировочного Центра мы проводим в полной тишине, которая разбавляется лишь цоканьем бутылки о стеклянную поверхность бокала. Хеймитч не смог простить полноватой проводнице разлуки с его неповторимым детищем и наверстывал упущенное за счет разнообразия автомобильного бара.

Пит не отрывается от видов за окном. Будто бы там - решение всех наших проблем. Я же стараюсь не заговорить с ним и не ляпнуть очередную дежурную глупость. Так даже лучше: по пути к машине он не убирал от меня своих теплых рук, поддерживал, будто эти движениями говоря мне: «Эй, Китнисс, нам доводилось переживать и не такое». Возможно, именно это и позволило мне не упасть в грязь лицом, а продолжать одаривать журналистов и прессу слабой полуулыбкой.

Я следую его примеру и заглядываюсь на «обновленную столицу». Нет. Здесь не осталось ни единой схожести с цветущим, облагороженным Капитолием, который, хоть и нес смерть, выглядел величаво. Где-то я еще вижу «кусочки войны» в виде разрушенных или опаленных кварталов, которые мы пересекали. Нас явно везли не тем маршрутом, что обычно. Мы петляли между районами, которые находились в аварийном или разрушенном состоянии. Я чувствую, как тошнота подкатывает к горлу, – кварталы, которые полны чужой смерти.

Наконец, я замечаю знакомый Тренировочный Центр. Поближе вжимаюсь в сиденье и стараюсь перевести дыханье.

Нечего бояться, Китнисс. На этот раз это – не место твоей смерти.

Как жаль, что я ошибалась…

========== Глава 14 : Эффи ==========

(Прим. автора. Глава писалась под песню

Florence + the Machine – Over the Love)

Когда двери лифта Тренировочного Центра закрываются за нами, я,

наконец, могу спокойно вздохнуть: нет ни глазеющих на нас зрителей, ни вспышек фотокамер, ни бесконечных вопросов о наших фальсифицированных

отношениях с Питом. Видимо, верующие в нашу искреннюю и чистую любовь

еще не перевелись на этом свете, к несчастью для нас обоих.

Было бы легче, если бы слух о том, что Пит Мелларк – несчастный,

обреченный на муки безответной любви влюбленный, силами Капитолия был

отдан воздействию охмора. Но как Койн могла не позаботиться о том, чтобы слух остался слухом?

– О, нет, – неожиданно скривился ментор. – Только не это…

– Что не так? – спрашивает Пит.