Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ)

Он садится на диван и разглядывает мое платье. Похоже, он тоже узнал «создателя». Улыбка, прежде слабая, вымученная, появившаяся больше для вежливости, превращается в ту, которая завораживала меня.

– И ты сегодня - что-то волшебное.

Вот опять. Чувствую слабость в ногах и понимаю, что к щекам приливает кровь. Неужели так сложно пропускать его слабые дружеские комплименты мимо ушей? Я вновь провожу по крою платья рукой, ощущая, как под ладошкой шершавыми бусинами проскальзывают «кусочки звезд».

– Мне порой его не хватает. Нет, знаешь, чертовски не хватает. После первой нашей встречи я сразу же поняла, что Цинна - не просто мой стилист. Он - друг, брат, товарищ; тот, кто из немногих забрался ко мне в душу; и только после этого - мой стилист…

Я закрываю глаза и сжимаю подол платья так, как будто это была его рука. Не знаю, возможно ли это, но я точно уверена в том, что Цинна почувствовал мое прикосновение. Он знает, что я помню о нем.

– Также было и с Порцией, – тихо говорит мой напарник. – Все, что связано с ней, охмор не тронул. Будто бы это то самое, к чему даже яду было не подобраться. Она верила в меня. Искренне и по-матерински. Тогда, на первых Играх, она заставила меня поверить в то, что я выберусь оттуда. Она верила в то, что я вытащу нас обоих.

– И ты вытащил.

– Я представлял себе это по-другому. Я думал, что на этом Игры закончатся, что за порогом меня ждет другая жизнь, что теперь я разделю ее с тобой…

Он замолкает. Поджимает губы, спокойно пожимает плечами, но, будто человек, ожидающий смерти, обреченно качает головой.

– Ничто не изменилось, Китнисс. Я долго не хотел этого признавать, пока не осознал, что впереди Квартальная Бойня, а значит, еще один рубеж, который мы должны преодолеть вдвоем. Начать бег вместе, чтобы потом кто-то пожертвовал собой ради другого. И этот кто-то – я.

– Это ребячество, мы могли снова вернуться с Арены.

– Ты настолько наивна, что можешь в это поверить? – грубо спрашивает Пит. – Разве Бойня была рассчитана на то, чтобы лишить Панем всех победителей? Искоренить нас? Пусть мы бы и выбрались иным способом, наши жизни с той Жатвы стали частью игры Капитолия. Сменилась власть – порядок остается тем же.

Я чувствую, как сердце глухо ударяется о ребра, пропуская удар. Мои собственные мысли. Он знает, что ничто не изменится, пока весь Панем не будет отдан в руки надежному правителю. Я стараюсь не смотреть в лазурные глаза, которые теперь полны боли и разочарования.

Он ненавидел меня за принятое в стенах этого дворца решение. Он мог простить Хеймитча, Джоанну или Энобарию, но не меня. Не Койн избирала путь новых Игр, не Койн соглашалась на изувеченье жизней тех, кто знал о крови лишь то, что она окрашена в алый цвет, не Койн, в конце концов, ослепленная ненавистью и болью потерь, отдала свой голос «за» 76-ые Голодные Игры. Самые «удачливые» Голодные Игры, которые можно было только придумать.

– Главная ирония в том, что Игры изменили нас, а меня, – он слабо улыбается, – больше всего. Я понятия не имею, кем был до воздействия охмора. Все эмоции, чувства или кадры воспоминаний – все это, будто чужие и невнятные мысли постороннего человека. Он мог пожертвовать ради тебя жизнью, Китнисс…

Пит делает паузу, и я стараюсь собрать всю силу воли в кулак. Я знаю, какие слова последуют за этим, и я не желаю в них верить. Не будь я такой «сильной», заткнула бы уши руками, не позволяя себе даже на секунду сомневаться в искренности чувств Пита. Но в то время, как я раздумываю об этом, его слова уже настигают мой истерзанный слух:

– А я не могу…

***

– Какой бы вопрос тебе не задал Фликермен, продолжай улыбаться и строить из себя влюбленную дуру. Хотя, нет. Никто не должен сомневаться в том, насколько хитра и умна Сойка-пересмешница. Знай, он будет затрагивать самые болезненные для тебя темы – этого требует весь Панем. Всем интересно копаться в чужом грязном белье.

Наставления Хеймитча я впитываю, как губка. Его советы всегда помогали и вытаскивали меня из самых сложных ситуаций, я доверяюсь ему и на этот раз. На сцене Цезарь уже обменивается с Джоанной прощальными словами, когда Хеймитч сжимает мое плечо и добавляет:

– Помни, кто ты есть, Сойка-пересмешница. Ты уже не затравленная девочка из Дистрикта-12, которую я встретил на первой Жатве. Поэтому – соответствуй.

Я ошарашено провожу взглядом улыбающегося ментора. И, только выходя на сцену, понимаю, что он не поделился ни одним советом с Питом, который на этот раз действительно играл.

Сцена Президентского Дворца намного меньше, чем на Круглой площади, но она отыгрывается тем, что все помещение забито под завязку. Я вижу стоящих людей где-то на последних рядах – все они пришли поверить в очередную ложь, которую мы преподносим всему Панему.