Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ)

– Думаю, ты хочешь знать почему, если сила и мощь повстанцев так велика, мы не предотвращаем Игр? – наконец вмешивается Джонатан.

– Да, это действительно приходило мне в голову.

– Мы выжидаем, – отвечает Гейл.

– Пока силы «Огненного Морника» наберут обороты? – наобум спрашиваю я.

– Нет, Кискисс. Мы ждем Голодных Игр.

Я впадаю в ступор. Они ждут, пока развяжется кровавая бойня? У меня появляются сомнения насчет искренних побуждений революционеров.

– Может, все-таки, объяснишь? – стальным голосом спрашиваю я.

– Все эти бунты, мелкие восстания, волнение в народе и слабые стычки с миротворцами – как ты думаешь, зачем все это нам? – спрашивает Джон.

– Я не имею ни малейшего понятия. Хватит плести интриги, я хочу знать – зачем вы ждете начал этих чертовых Игр?!

– Мы выискиваем их слабые места. Те, с которых и начнется переворот. Шаг за шагом мы продвинемся к Капитолию, чтобы наши потери не составляли и трети от потерь армии Койн. Пока происходят эти стычки, к нам приходят все новые и новые люди – наши ряды пополняются, мы восстанавливаем силы. Отстраиваем бункеры, в которые, в случае чего, мы сможем вернуться.

– Это выжидание перед началом…

Дыхание перехватывает. Я глотаю воздух словно рыба, и не могу не почувствовать, как больно кислород обжигает мои легкие.

– Да, Китнисс, – строго и расчетливо говорит Гейл, – перед началом войны.

***

Вечерний воздух по-прежнему путается в моих волосах. Я стараюсь прижаться к Гейлу еще плотнее: у нас осталось не так много времени, перед тем, как в Тренировочном Центре опять включатся камеры видеонаблюдения. На обратном пути он едет во множество раз быстрее, и потому, кроме грубого свиста в ушах я абсолютно ничего не слышу. В комендантский час подобный звук должен обратить на себя внимание, но почему-то до сих пор не обратил. Мы не видим ни единого «белого облака» пока добираемся до Центра. И когда мотоцикл наконец-то тормозит у черного входа, я продолжаю держаться за складки его футболки.

– Китнисс, ты можешь отпустить меня – мы приехали, – ухмыляется Гейл.

– На обратном пути ты несся как сумасшедший – я думала, мы разобьемся, – нервно отвечаю я, – Даже если ты неплохой водитель, помни, что удача никогда не бывает…

– … на нашей стороне. Да помню я, помню.

В этот момент ко мне возвращаются воспоминания о нашей дружбе. Как познакомились, как охотились, как ненавидели и нуждались, как верили, как сопереживали. Как вместе ждали первой Жатвы для Прим. Как хохотали над Капитолием, как шутили о все той же «удаче». Я нервно тереблю края его куртки, болтающейся на мне, как мешок. Недостает ли мне любви Гейла? Да, возможно. Возможно, я просто нуждаюсь в чьей-нибудь опеке, а возможно, я просто хочу знать, что этот парень до сих пор любит меня.

Гейл теребит телебраслет. Нажимает на клавиши, грозно ругается. И я невольно любуюсь этим, как чем-то, что было множество жизней назад и уже никогда не станет прежним. Я знаю, что не станет.

– Гейл… – невнятно шепчу я.

– Две секунды, Китнисс. Да чтоб тебя, чертова ты техника!

– Гейл, я … я скучала, – говорю я, потупив взгляд.

– Да, и я скучал, Кискисс. Выкину эту хреновину, как только вернусь в Логово.

– Нет, ты не понял. Я действительно скучала…

Он замирает. Отпускает руку и долгим протяжным взглядом изучает мое раскрасневшееся лицо. Я радуюсь тому, что на улице за полночь, а солнце по-прежнему не показывается на горизонте и мое лицо, залитое краской, остается в клубящейся тени ночи. Его руки – знакомые, жесткие, властные, но нежные смыкаются за моей спиной. Я утыкаюсь ему в шею и чувствую слабый, но такой неземной аромат лесного духа. Луговина. Беззаботное счастье. Радость. Пусть я не чувствую себя в безопасности, подобно тому, как чувствовала себя рядом с Питом, я знаю, что этого мне не хватало.

Он не убийца. И никогда им не был. Он оказался в ненужном месте, в ненужное время – он человек преданный волей случая. Преданный мной. Он считал себя палачом. Зализывал раны, излечивал, восстанавливал себя по кусочку намного тщательнее, чем я, ведь он считал себя убийцей – и не позволял себе этого забыть. Руки сами тянутся обнять его, и я чувствую, как по его спине проходит дрожь – мышцы напарника невольно напрягаются. Он шумно выдыхает, и так же жадно втягивает носом воздух.

То, что происходит в следующее мгновение, я спишу на предательство Пита, слабость моего характера, безвольность Гейла, старую дружескую привязанность – но его губы накрывают мои, и я растворяюсь в этом поцелуе. Я отвечаю на него. Так же, как отвечала, когда он был при смерти. Я поддаюсь ему – потому, что это не «секс без обязательств». Потому, что это чувства.

Его ладонь покоится на моей шее, там, где теперь с бешеной скоростью пульсирует кровь. Рука напарника прижимает меня к нему так, словно я могу упорхнуть в любое мгновение. Но это мгновение наступает. И наступает тогда, когда я слышу скрип лестницы со стороны черного входа. Я отскакиваю от него и опираюсь о кирпичную стену – дыхание нехотя приходит в норму. И очень своевременно.