Голое небо

Начав «космическими» стихами в 1918 г продолжив ими 1919 и частично 1920 г., Н.М. Максимов стал в то же время с большим вниманием следить за творчеством О. Мандельштама Н. Гумилева и Б. Пастернака, поэтический опыт которых значительно повлиял на основную линию его собственной поэзии. Можно с определенностью констатировать, что уже в этот подготовительный период сложился у Н. М. Максимова основной круг тем и главные принципы разрешения проблем мировоззрения.

С одной стороны, Н. М. Максимова влечет мощь и космический размах революционной поэзии 1918–1919 гг. Его «Железная песнь» и «Железный космос» могли быть без малейших колебаний помещены в «Трибуне Пролеткульта» или в «Горне».

В «Железной песне» покойный поэт говорит о своей слиянности с новыми борцами, с теми, кто штурмует старый мир, построенный на авторитарных началах. Он не противопоставляет себя коллективу, не акцентирует свое «я». Как бы перекликаясь с М. Герасимовым и В. Кирилловым, авторами стихотворений, озаглавленных «Мы», он в «Железной песне» также пользуется этим местоимением.

ЖЕЛЕЗНАЯ ПЕСНЬ

Мы — одна стальная рука, подъятая в долгой борьбе,
Мы — единый мускул, напряженный в железном усилии,
Мы — одна мировая душа, грозовая победная,
Зажженная огнем Гераклита.

Мы растворились в плавильном море

И в мерном вращении тяжелых машинных колес;
Закаленные в бойнях и мощные, как рычаг Архимеда,
Мы пришли зажигать мятежи на планете владык.

Мы клянемся на стали Закона: мы будем Мессией,

Мы избавим нашу планету от стонов и мук,
Мы воздвигнем новый огромный и спаянный космос
На обломках авторитарных культур.

1918 г.

Не менее показательно стихотворение «Железный космос», в котором — при сохранении отмеченных выше особенностей «Железной песни» — Н. М. Максимов отдает дань «планетарным» размахам космистов.

ЖЕЛЕЗНЫЙ КОСМОС

Мы влюблены в железный космос,
В суровые и жесткие слова,
Нам дорог звук, тяжелый и громоздкий,
Сверлящего упорно бурава.

В ритмичности, как вечность монотонной,

Рабочих дней проходит череда,
И высятся из камня и бетона
Построенные нами города.

Вонзенные в развернутую пасть их

Стальные ветви густо сплетены,
И руки мачт, зажатые в запястьях,
В далекие просторы взнесены.

Из года в год, грузны и непроворны,

Звенят тяжелые чугунные шаги,
И сладостен поэту звук упорный
О камни ударяемой кирки.

И все, что слышим в отзвуках мгновений,

В размеренном и четком стуке лет,
Вновь повторится в мировом движенье
И в ритмике несущихся планет.

1918

Итак, характерной чертой этих ранних произведений Н. М. Максимова является его «космический» энтузиазм, проникновение пафосом революции, борьба с авторитарным миром и увлечение красотой техники и городской индустриальной культуры.

Но, наряду с этими «космическими» мотивами, в ранних стихах Н. М. Максимова встречаются и другие, иногда резко противоположные им. Эта новая линия намечается уже в стихотворении «Песнь будущего».

Будут глубже и глубже все вещи
В грудь земную врастать и врастать,
А тяжелые песни зловещей
Над землею сурово звучать.

Этим ритмам не будет предела,

А земному тверденью границ.
Станет камнем живущее тело,
Камнем маски застывшие лиц.

И тогда мудрецы и поэты

Воспоют не улыбки, мечты,
Только мощь отвердевшей планеты,
Только праздник стальной красоты.

1920

Грядущее рисуется поэту, как перерождение живого, плотского, человеческого в каменное, могучее, обладающее своеобразной суровой красотой, очевидно, уже пугающей его. И даже мудрецы и поэты (вероятно, го «Грядущих гуннов» Вал. Брюсова

— А мы, мудрецы и поэты…),