Голое небо

Если еще отметить ощутимое в некоторых стихотворениях 1925–1926 г. влияние А. Блока («Болото», «Русь», «Ночной стих»[6], в особенности «Играют вечерние дымы»), то этим, пожалуй, и исчерпываются посторонние воздействия на Н.М. Максимова. Сразу бросается в глаза совершенное отсутствие влияния Лисовского, Хлебникова, Асеева, то есть поэтов того направления, которые резко порывали с традициями старой буржуазной культуры и литературы. Но это было вполне закономерно для поэта, подобно Н. М. Максимову, вышедшего из старо-интеллигентской среды.

Однако, творчество поэта, если только он действительно является историко-литературной величиной, представляет интерес не тем, что у него заимствовано от других, не тем, что он находился в «учебе» или под влиянием таких-то авторов, а тем, что в нем, как в представителе определенной социальной группировки в определенный исторический момент, было характерного, присущего именно ему, делавшего его самим собою, не похожим на других и отличимым от кого-либо иного. Это «самостоятельное», своеобразное у Н. М. Максимова было несомненно, и поскольку поэзия его имеет все основания быть принимаемой в расчет при построении синтетической картины истории русской литературы XX в., необходимо выделить этот личный вклад его в поэтическую продукцию истекшего десятилетия.

Только что высказанное положение нуждается в пояснении. Во-первых, не должно понимать выражение «вклад» в том смысле, что поэтические произведения Н. М. Максимова по мере их написания уже оказывали определенное влияние на творчество его современников. Как известно, это не так. Однако, о «вкладе» Н. М. Максимова в русскую литературу можно говорить, памятуя специфические условия появления в свет «Стихов Н. Максимова». Затем необходимо отметить, что подробные указания на влияния, испытанные покойным поэтом и охарактеризованные выше, имели целью не дискредитацию его памяти, не опорочение его оригинальности, а должны были исключительно служить фоном, на котором, чрез преодоление влияний, особенно отчетливо выступила его оригинальность.

При прямой постановке вопроса о том, что характерного заключает поэзия Н. М. Максимова, можно (и должно) ответить так. Наиболее ценным в творчестве покойного является его основная тема — «история и современность», «я» и «вы». Многократное, страстное, настойчивое, разновременное обращение к этой теме показывает, насколько близко, насколько кровно она его затрагивает. Как музыкальная тема, разрабатываемая во множестве вариаций, появляется, исчезает и вновь приходит в симфонии, так проходит эта тема в стихах у Максимова. Без преувеличения можно сказать, что у него больше, чем у кого-либо из его современников-поэтов, ставилась и разрешалась проблема отношения к революции. И вместе с тем, новая тема, новое идеологическое содержание вызывает и новое оформление, вернее, новое содержание тем самым является новой формой (так как форма и содержание не тождество, а единство). Поскольку разрабатывавшаяся Н. М. Максимовым тема была для него, ввиду его противоречивой позиции, диктуемой, с одной стороны, усвоенной традицией, а, с другой, осознанной исторической тенденцией, спорной, ему приходилось брать ее доказательствами, доводами, диалектикой убеждения. Благодаря этому, у покойного поэта выработался, независимо ни от кого из «учителей», ряд характерных приемов, тесно связанных именно с этой его особенностью. Большинство его стихотворений из цикла «История и современность» имеет характер беседы, диалога, а еще чаще монолога, и, во всяком случае, связано с приемами ораторского искусства. Поэтому многие стихотворения Н. М. Максимова начинаются как будто с середины, словно представляя продолжение какого-то разговора, обрывки спора или взволнованной речи. Прием этот наличествует в самых ранних стихах Максимова и не исчезает до последнего момента. Вот несколько примеров:

«Да, я поэт…» (1918).

«Да, установлено…» («С вышки Исаакиевского собора», 1925).

«Да, я люблю творенья мастеров…» («Все говори искусство не игра»).

«Ну, что ж, улыбкой просиять…» («Неудавшийся полет», 1923).

«Ну, что ж, хоть я ненужный и калека…» (1926).

«Ну и пусть я больной и непрочный…» (1926).

«А все-таки сегодня мы устали…» (1925).

«А ты, поэт, мечтатель и повеса…» (1925).

«Конечно, я по виду с ним не схож…» («Адам», 1925).

Едва ли следует умножать примеры, и приведенных достаточно для подтверждения мысли о том, что идеологическое содержание поэзии Н. М. Максимова, в условиях его развития, могло выразиться только в подобной разговорно-декламационной форме.