Голос дьявола среди снегов и джунглей. Истоки древней религии

Так как во времена Вениаминова описанный им обряд уже исчез, русскому проповеднику не удалось выяснить, зачем алеуты его устраивают, и ему не оставалось ничего другого, как счесть «нашествие чертей» своеобразной игрой и забавой, нарушение правил которой почему-то влекло за собой чрезвычайно жестокое наказание. Мы, однако, можем быть уверены, что ритуал имел глубокий смысл: приход в селение духов, которых изображали мужчины, должен был принести его обитателям удачу, обновление сил, здоровье — в общем, все, чего обычно ждут от «контакта» с предками первобытные племена. Но есть в рассказе Вениаминова один не сразу понятный момент — история с женщиной, которую волокут «на жертву и на выкуп утащенного». Почему бы дьяволам, если на то пошло, не начать сразу с женщины, как это происходило во время некоторых ритуалов южноамериканских индейцев или папуасов Новой Гвинеи? Что пытались выразить алеуты этим «обменом»? Допустимо предположить, что женщину брали «заложницей» с целью, чтобы показать, что она «чужая» для людей и «своя» для духов. Только в этом случае обмен пленниками логичен.

О разном отношении мужской и женской части коллектива к миру сверхъестественного в представлениях первобытных народов свидетельствуют отличия во внешнем оформлении тайных женских обрядов от мужских. Для южноамериканских индейцев тайные женские церемонии нехарактерны. Даже у тех племен, где они встречаются, например у североколумбийских коги, их значение несоизмеримо меньше, чем соответствующих мужских ритуалов. Однако подобные обряды хорошо известны у народов Европы, Азии, Северной Америки. Самой характерной их чертой является то, что участницы не только не надевали никаких масок, а напротив — обнажались догола.

Случайным свидетелем одного из таких ритуалов у енисейских кетов стал в июле 1907 года русский этнограф В. И. Анучин. Он рассказывает, как однажды поздно вечером (впрочем, на севере в это время светло) к костру вышла старуха. Она скинула с себя всю одежду и начала пляску, которая становилась все неистовее. Вслед за старухой стали включаться другие женщины, плясавшие до двух-трех часов ночи, пока все они не попадали от усталости. «Раньше каждую весну так было, теперь русские мешают», — прокомментировали пляску женщин кеты. Они сказали Анучину, что в этот день Есь (верховный бог) делает смотр своему творению, к его обители приходят земля и звезды. В прошлом подобный обряд проходил, несомненно, торжественнее, а мужчина скорее всего не мог его наблюдать.

В сильно измененном виде сходные ритуалы до сравнительно недавних пор сохранились в Восточной Европе, например обход нагими женщинами засеянного поля во время засухи.

Подобно участникам тайных мужских ритуалов исполнительницы женских обрядов мыслили себя как бы преображенными в мифические существа — отсюда и возможность их влияния на посевы. Об этом, в частности, позволяют судить некоторые выкрики кетской старухи, которые Анучину удалось разобрать. Следовательно, если мужчины, изображая духов, должны были по возможности сильнее менять свой облик, облачаясь в костюмы и маски и раскрашивая свои тела, то женщины, напротив, стремились как бы освободиться от всего искусственного. Они сами по себе считались подходящими вместилищами для потусторонних сил.

Таким образом, мифы индейцев, рассказывающие о том, что раньше женщины надевали во время тайных обрядов маски, противоречат подлинной ритуальной практике, стереотипу мифологического мышления. Очень вероятно, что как раз для того, чтобы обойти это противоречие, почти во всех известных нам текстах сделана оговорка. Она заключается в следующем: хотя участницы обрядов и названы женщинами, фактически они выглядят как мужчины: не могут рожать детей и кормить их, лишены особенностей, свойственных женскому организму, имеют бороду и усы. Утрата женщинами своего первенствующего положения в обществе сопровождается, согласно мифам, появлению у них ранее отсутствовавших свойств.