Голос и воск. Звучащая художественная речь в России в 1900–1930-е годы. Поэзия, звукозапись, перформанс

Несмотря на вызванную мейерхольдовской постановкой «Ревизора» ожесточенную полемику, многими современниками, а впоследствии и историками театра этот спектакль воспринимался как одна из самых значительных работ режиссера и в целом как одно из самых ярких достижений советского театра 1920‐х годов373. О значительности мейерхольдовского «Ревизора» свидетельствовала не только развернувшаяся вокруг него печатная и устная полемика, но и волна посвященных спектаклю исследований, которые начали появляться вскоре после премьеры. Неудивительно, что «Ревизор» оказался в числе наиболее обстоятельно задокументированных спектаклей своего времени. Отличительной же особенностью его документации являлось не только разнообразие типов свидетельств – фотографии, описания, фиксация процесса создания (стенограммы репетиций, эскизы декораций, сохраненные рисунки режиссера и т. п.), зарисовки и схемы мизансцен, выполненные сотрудниками театра и зрителями, и т. п., – но также обращение к сравнительно редко используемым в те годы медиумам: киносъемке и, как уже было сказано, звукозаписи. Фонограмма «Ревизора» – самый ранний из известных опытов звукозаписи спектаклей режиссера – была записана в 1927 году на фонограф двумя ассистентками КИХРа Еленой Волковой и Татьяной Поповой374. Она содержит начало сцены вранья (в спектакле – начало 7‐го эпизода, носившего название «За бутылкой толстобрюшки») в исполнении Эраста Гарина (Хлестаков) и Зинаиды Райх (Анна Андреевна).

Анализ звукового наследия, связанного с творчеством Мейерхольда, до сих пор, как правило, оставался уделом историков радиовещания и звукозаписи375. Сравнительная редкость подобных «Ревизору» аудиозаписей обуславливает их скромное место в историографии театра первой трети ХX века. Помимо относительной скудности источников, работа со звуковыми архивами перформативных искусств первой трети ХX века сопровождается методологическими сложностями. Основная связана с неизбежной фрагментацией спектакля как целого, вызванной техническими особенностями звукозаписи тех лет. Фонограф был удобен для фиксации чтения стихов: объем звучания фоновалика (до 4 минут звука) допускал очень широкий выбор стихотворений. Но для фрагментов спектаклей, напротив, он плохо подходил: запись даже одного монолога часто не могла быть проведена без остановки и смены валика. Собственно, первые записи театральных актеров, сделанные с помощью фонографа или на граммофонную пластинку, как правило, содержали фрагменты монологов из их известных ролей376. Эти ауральные объекты всегда и неизбежно выпадают из сложной системы, которой является спектакль. Необходимость говорить в раструб во время записи делала затруднительной фиксацию сцен, в которых участвовало больше 2–3 человек. В середине 1920‐х годов синхронная запись звука и изображения еще не имела широкого распространения, но интересна одна особенность. В ГЦТМ им. А. А. Бахрушина сохранилась кинопленка с фрагментами «Ревизора» общей длительностью около 3 минут377, на которой запечатлены короткие фрагменты спектакля, в том числе и сцена вранья, включая самое ее начало. Что получится, если попытаться совместить эти кадры с речью, записанной на фонограф? Э. Гарин следующим образом передает содержание сцены:

– …Грязные трактиры… мрак невежества. Если б, признаюсь, не такой случай, который меня… так вознаградил за все… (этот текст есть на фонографной записи, сделанной КИХРом. – В. З.)

Хлестаков помешивает кофе маленькой ложечкой, а городничиха, пленительно сочувствуя, подсаживается на диван к гостю-путешественнику.

– В самом деле, как вам должно быть неприятно.

Иван Александрович маленькой ложечкой поддевает мизинчик Анны Андреевны.

– Впрочем, сударыня (он целует пальчики), в эту минуту мне очень приятно378.

Пантомима с ложечкой и поцелуями как яркий пример комического гротеска осталась зафиксирована на кинопленке, однако произносимый при этом Гариным текст был выпущен при записи фоновалика, по всей вероятности, потому, что утрачивал смысл без сопровождаемых жестов. Таким образом, совмещение звука с изображением не даст результата в виде эффекта наложения именно из‐за подхода к документации.