Голос империи

Триединая империя, Альварские горы

Особняк семьи Коннор

Фанни Коннор сдула белую прядь с лица и обиженно уставилась в телевизор. На заседание суда ее не просто не пустили. Мать сообщила, что ей запрещено даже приближаться к Джалану.

С одной стороны, альва прекрасно понимала, почему. Чтобы своим появлением не провоцировать журналистов. Даже малейший скандал сейчас может сместить чаши весов правосудия. Но все равно было обидно.

— Вы говорите, что телевизор никто не смотрит? — орал с экрана Иммур-Кемаль Велес. — А я говорю: сейчас вы его включите, сядете и будете смотреть.

— Уже смотрю, — буркнула Фанни.

Чтобы хоть как-то скрасить паршивое состояние, она потянулась за бутылкой вишневого пива и отсалютовала появившемуся на экране лорду Райвену.

— Привет, приятель. Выпьешь со мной, когда все закончится? Ты такое тоже любишь.

Высшие лорды — представители совета двенадцати — рассаживались полукругом за судьей-друидом. Фанни сжала бутылочное горлышко так, что темное стекло захрустело. Этого еще не хватало. Судить Виктора будет друид? Они в своем уме? Теперь она, как никогда отлично понимала, почему мать наложила такой категорический запрет на ее появление в городе. Благо, никто, кроме прислуги в доме не слышал, как юная альварская леди выражается многоэтажным портовым матом.

Триединая империя, Джалан

Комплекс зданий департамента охраны и судейства, зал имперского суда

Ким был первым в ряду. Судебный прокурор поставил Руку правосудия на стол перед патриархом. Артефакт, выполненный в виде синей длани, слегка мерцал — он был активирован и ждал голосования.

Последнее решение высших лордов было тайным. Мощнейшая защита — и ментальная, и эмпатическая — закрывала сейчас их мысли и чувства. Никто не будет знать, кто проголосовал за, а кто против. Тем не менее, интуиция подсказывала друиду: шансов на решение в пользу Виктора попросту нет. Как бы ни хотелось верить в обратное.

Ким приложил ладонь к артефакту. На секунду почувствовал, как энергия кольнула кожу, обожгла морозом — и тут же отступила, считав все необходимое. Патриарх слегка встряхнул головой. Он не любил ментальное сканирование ни в каком виде.

* * *

Виктора привели в зал суда. Огромное казенное помещение словно сжалось — и сидящие в нем прилепились друг к другу. Перешептывались, переговаривались, смотрели на него.

Тридцать шагов на глазах у всех. У нацеленных на него глаз и камер. Под еле слышный шум толпы, собравшейся под окнами зала суда. Что они выкрикивали? Виктор не мог разобрать. А защита мешала почувствовать фоновые эманации. Зато он хорошо чувствовал каждого в этом зале. После вынужденного перерыва и длительного пребывания в одиночестве, в холоде и полумраке синестезия обострилась до предела. Целый оркестр чужих эмоций — он мог вычленить каждого по отдельности и с закрытыми глазами определить, кто где находится и что чувствует.

Еще пять шагов. И «загон», в котором ему предстоит стоять до конца заседания. Расположенный таким образом, что он мог видеть всех — и «зрителей», и лордов, сидевших полукругом за спиной судьи.

Не зная, чем еще заняться, он смотрел. На тех, кто взирал с нескрываемым злорадством. И на тех, кто сочувствовал. Нора держалась на удивление спокойно. Эдвард был похож на памятник суровой решительности. Гаральд побелел до синевы и, казалось, еще немного — оторвет от рукава пуговицу или воротник. Форменный китель ему сегодня мешал больше обычного.

Судья-друид — терпеливо ждет, когда все будет готово к началу.

Особенно долгий взгляд Виктор задержал на Тасите. Она села так, чтобы ее не заметили. Он бы и не разглядел, если бы не почувствовал. За общим гулом безнадежности, злорадства и скорби — ее сожаление о потерянном будущем. Оно сочилось еле уловимой струйкой. А глаза блестели от слез.

Виктор чувствовал себя скотом. Потому что, когда ему вынесут приговор, то окажется, что те пронзительно жестокие слова — последнее, что он ей сказал. И определенно, она этого не заслужила.

Протокол высшего суда был известен. Формальное мероприятие с двенадцатью сценаристами и театром одного актера. Но все тонкости необходимо было соблюсти. Решение уже принято советом лордов, и судья не посмеет открыто выступить против. Ни адвоката, ни обвинителя. Весь этот фарс — чтобы показать наивной черни: суд все еще вершат те, кому была доверена эта высокая часть.

Так что, для публики — в том числе, воющей под окнами — сейчас будет разыгран дивный спектакль, где лорду Коннору отводится роль главного злодея.

Виктор не стал сдерживать горькую улыбку. И напомнил себе, что в ту минуту, когда он взял в руку пистолет, то уже знал, чем все это кончится. Девять шансов из десяти, что сегодня ему объявят смертный приговор. А он все еще по привычке фиксирует происходящее и запоминает выражения лиц, чтобы потом… чтобы что?