Голос из толпы. Дневниковые записи

– В «Разгаре» нет. Вообще в этом колхозе отсталый народ. Образование почти у всех – три класса. В пятые, шестые классы мало кто ходит. Семилетка далеко, десять километров отсюда. В других же колхозах и десятилетки есть. Вообще, изменился народ. На работу ходят в одиннадцать часов, работают плохо, больше для виду. Взять, к примеру, сено. Сейчас скоро начнется сенокос. Постановление есть: прежде накоси в колхоз, потом – себе. Не дают, понимаете, косить для себя, пока в колхоз положенную норму не накосишь. Так они что делают? Ни для колхоза, ни для себя не косят: мол, все равно отберут в колхоз.

– Как, совсем не косят?

– Косят, конечно, но плохо. Обычно, при настоящем-то сенокосе, люди почти сутки работают, а они – до пяти часов. По правилу рабочий день должен кончаться в пять – и баста! Косить в воскресенье не идут. Все по правилу! Сидят сиднем на завалинках. Пойдет дождь, сено мокнет, гибнет, им хоть бы что! Не идут его спасать: положено отдыхать – и весь сказ. Было бы свое, вмиг убрали бы.

– А разве колхоз не выделяет часть накошенного сена колхозникам?

– Как же, выделяет. Правда, небольшой процент. Но они могли бы достаточно накосить сена для себя и по проценту. Только для этого работать надо хорошо. У нас был случай. Тимофеич (вот он, – председатель сельсовета показал на старика) накосил одиннадцать тонн, а вся бригада пятнадцать тонн. Понятно, что у него, как у всей бригады, процент невелик оказался. А если бы все по одиннадцать тонн накосили! Свои же подвели старика. Того сена, что он получил, ему на корову не хватило. Этой зимой ее пришлось зарезать. Во какая обида!

Тимофеич закивал головой, и его глаза опять сузились и заслезились.

– Я здешнему председателю, – продолжал мой собеседник, – даю устное распоряжение: разреши людям косить одновременно в колхоз и себе, пусть хоть по ночам косят. Тогда б они лучше работали. В общих интересах – такое одновременное кошение. А он: дай, говорит, мне бумажку, чтобы в случае чего можно было отчитаться в райкоме. Понятно, бумажки я ему не даю. Нет на это закона. Вот и гибнет трава. А сколько ее! И какая! Простоит до зимы, и занесет ее порошей.

Под конец нашего разговора я спросил председателя сельсовета: как же быть дальше? Нельзя же работать без перспектив, без надежды на лучшее.

– А у нас есть перспективы, есть надежды. Справимся с трудностями, возьмем дело в руки! Земля плохая – камень, глина, сохнет, но возьмем. И на такой земле можно хорошо собирать! Наладим подвоз удобрений. Сколько лет землю насиловали без удобрений, без севооборота! Конечно, истощалась. Скоро целину примемся подымать. Кустарники у нас здесь есть. Срежем их под корень. Молодежь из колхоза теперь отпускать не буду… Возьмем, конечно! Не сразу, но будет и у нас хорошо. Твердо верю!

Наступил вечер. Несмотря на субботу, деревенская улица по-прежнему была тихой и малолюдной. Вот женщина с ребятенком идет за водой. Вдалеке на крыльце дома сидят двое, попыхивая табачным дымком. В густеющих сумерках иногда образуются группки женщин, да быстро рассеиваются.

Прогуливаясь по деревне, я подслушал короткий диалог двух парней:

– Куда идешь, Петька?

– В магазин.

– Принеси-ка мне пол-литру! – С этими словами парень полез в карман за деньгами.

«Нет денег, нет хлеба, картошки, – мысленно повторил я не раз слышанные за день слова. – А вот деньги на водку находятся!»

Поздно вечером у правления собралось человек двенадцать. Тут были и двое трактористов, что недавно ругались с председателем, вышел сам председатель вместе с заводскими шефами, и неожиданно, начавшись с нескольких замечаний председателя о колхозных делах, разгорелись горячие споры. Все сидели на бревнах, наваленных кучей, председатель стоял – ну прямо летучее собрание.

Перепалка была ожесточенная. Все почему-то ополчились на трактористов, двух молодых парней. Тот, что был пониже ростом, отчаянно чертыхался. На его черном от машинного масла лице глаза грозно и выразительно сверкали белками. Его товарищ был спокойнее, он молчал, играл желваками и поглядывал на окружающих исподлобья тяжелым, немигающим взглядом.

– Тот участок плохой! Там только один раз собрали, – кричал низкорослый тракторист. – Там одни камни. Всех их не уберешь, только машину поломаешь!

– Врешь, тот участок хороший! Собираем с него.

– Обленились, не работают!

– Ты, тракторист, тыщу рублей получаешь, а колхозники – шиш! В банке у тебя, наверное, тыщ двадцать.

– А ты? Один час в день работаешь! Чего тявкаешь? Какие тебе деньги? За что? – отбивался тракторист.

– А ты? – вступал новый обвинитель. – Знаем, как работаешь! Ты весь день на меже лежишь да в небо поплевываешь.

И вслед звучит чей-то спокойный голос:

– Чем меньше будет трактористов, тем больше будет хлеба.

– Цыц, черти! – осадил споривших председатель. – Чего кричите попусту? Нам семь га еще надо запахать. Как хошь, а запахать!

– Запашешь, пожалуй, – буркнул молчавший до этого колхозник, видимо бригадир. – Ты их прежде заставь на работу выходить как положено.