Голос крови

— Ты вот чего, — после некоторого молчания говорит женщина, — ты расскажи, чего там, в анализе в этом. Сахар какой или это… жиры.

Ася стоит опешив. Потом ее начинает разбирать неудержимый смех. Строго говоря, женщина права, биохимический анализ крови исследует — в числе прочего — содержание «сахара» и «жира» в организме, но человеку, который привык к словам «липиды», «глюкоза», «ферменты», «пигменты» и к прочей профессиональной терминологии, трудно удержаться от смеха. Как будто в гастроном пришла. Хотя Ася тут же вспоминает, по какой причине сюда явилась. Анализ Бусыгина таков, что совершенно не до смеха!

— Цифры скажи! Показатели! — говорит тем временем женщина, и Асе кажется, что там, за дверью, кроме хозяйки, есть кто-то еще, и он-то подсказывает эти более или менее вразумительные слова.

— Во-первых, здесь темно и я не могу прочитать, — говорит Ася. — А во-вторых, постороннему человеку я вообще этого сказать не имею права. Только госпо… только Алексею Петровичу.

— Да я его мать, — взволнованно говорит женщина. — Я ему все это… перескажу.

«Перескажешь ты, как же! Жиров сто грамм и сахару столовая ложка!»

Ася начинает злиться, но старается говорить спокойно:

— Я не имею права давать результаты анализов никому другому, кроме человека, который оформлял договор с нашей лабораторией. Я вообще могла сюда не приходить, но показатели настолько плохи, что даже наши врачи забеспокоились. Вашему сыну надо бегом в больницу бежать, а вы разводите какие-то… какие-то непонятности. Уж если я не побоялась в эти трущобы ваши прийти в такое время, то вы-то чего боитесь? Я одна, я…

— Дверь мы тебе не откроем, — перебивает ее мужской голос. Это очень слабый голос, человек тяжело дышит. — Мало ли кто там у тебя за спиной стоит. Тебя кто послал, Груша или Павлик?

— Что? — недоуменно спрашивает Ася. — Какая Груша? Какой Павлик? У нас в лаборатории таких нет. Меня наш доктор послал к вам, доктор Авдеев, Никита Дмитриевич его зовут.

— А чего он забеспокоился? — подозрительно говорит мужчина. — Сильно добрый, да?

— Такое понятие, как чувство долга, вам знакомо? — не удерживается от насмешки Ася.

— Как же, — одышливо хмыкает мужчина. — Наше чувство долга… и уводит за собой в незримый бой… знакомое кино, плавали, знаем! Ну, что со мной?

— С вами — не знаю что, — угрюмо отвечает Ася. — У меня на руках результаты анализов Бусыгина Алексея Петровича.

— Я Бусыгин Алексей Петрович, — с явной неохотой признается он. — Говори давай, что там у меня. Ну, болен, сам знаю, а что у меня такое? Какой диагноз?

— Диагноз ставят врачи, — сухо говорит Ася. — Возьмите результат и идите с ним в больницу. Завтра же.

— Ладно, положи бумажку на пол, — говорит Бусыгин. — Уйдешь, я увижу, что ты одна была, тогда заберу.

— Слушайте… — Ася от возмущения просто не находит слов. — У вас мания преследования?! Я одна! Од-на!!! Положи бумажку на пол, главное! Вы что такое говорите! Я вам что, извещение на оплату электричества, что ли, принесла?! Я не могу, не имею права репорт просто так бросить! Я должна ее вам лично передать и ответить на ваши вопросы! Это ваша жизнь, ваша здоровье! Да вы понимаете, что у вас такой дефицит лимфоцитов, что можно предположить острый лимфолейкоз?!

Она тут же прикусывает язык, но поздно: слово не воробей, как известно… Диагноз она поставила-таки! Можно представить, какую ночь проведет теперь Бусыгин. Выслушать такой приговор… Одна надежда, что он не понял. Надо как-то смягчить ситуацию…

Но Ася не успевает: мужчина сварливо говорит:

— Ну, ты меня сдонжила! — и за дверью начинают лязгать засовы.

Лязгают они долго и громко, и Ася изумляется: кто бы мог подумать, что эта хлипкая на вид дверка, торчащая из-под прогнившей клеенки, окажется столь грозным оборонительным сооружением?!

Наконец она распахивается — и оттуда вырывается мощный сноп света. Ася отшатывается, закрывает лицо руками, но даже и теперь их прожигает свет, не оставляющий вокруг ни одного темного уголка. Даже если бы Ася привела с собой армию, скажем, тараканов или еще каких-нибудь столь же мерзких и мелких тварей, ни одна не осталась бы незамеченной!

Видимо, Бусыгин успокоился насчет могущих оказаться на площадке грабителей, потому что он приглушает свой несусветный фонарь, и Ася, почувствовав, что глаза перестает слепить, решается их открыть. В первое мгновение перед ней мельтешат какие-то разноцветные круги, потом она кое-как промаргивается и умудряется разглядеть высокую тощую фигуру, которая покачивается в дверях. Толстая фланелевая рубаха болтается на фигуре, как рогожа на огородном пугале.

— Давай бумагу, — говорит фигура, протягивая руку, и хватается за косяк, чтобы не упасть.

По идее, надо спросить паспорт. Но у Аси не поворачивается язык. От этого человека исходит такое мощное, такое всеподавляющее дыхание тяжелой болезни, что она ощущает это всем своим существом. И, несмотря на все странности и опасности этого затхлого уголка, Ася понимает, что хватит выставлять оборонительные сооружения в виде формальностей. Надо этому человеку реально помочь.