Голос крови

Протягивает ему файл с вложенной в него распечаткой.

Бусыгин берет его, смотрит на файл, вздыхает и говорит:

— А теперь человеческими словами расскажи, что тут понаписано. Подробно давай рассказывай!

Ася тоже вздыхает, набираясь решимости, и начинает, то и дело сбиваясь:

— Понимаете, для всяких показателей, которые вскрывает тот или иной анализ, существует некая норма. Например, норма гемоглобина в крови для взрослых мужчин находится в одних пределах, для женщин — в других, для эритроцитов — свои нормы для мужчин и женщин, для лейкоцитов — тоже. Ну и столь же разнообразные значения существуют для моноцитов, лимфоцитов, СОЭ, нейтрофилов палочкоядерных и сегментоядерных — и всего прочего.

И врач сразу замечает отличие от нормы — и знает, чем это может быть чревато. Скажем, СОЭ, то есть скорость оседания эритроцитов, повышенная — в организме есть какое-то воспаление, если чрезмерное количество моноцитов, ищи какую-то инфекцию, а если пониженное, значит, организм истощен…

— Так, ты поконкретней, поконкретней, чего воду льешь? — с нотками нетерпения перебивает Бусыгин, но у Аси просто язык не поворачивается, и она продолжает мямлить:

— Если у человека повышенное количество эозинофилов, значит, у него наличествуют аллергические реакции или паразиты, если снижено количество тромбоцитов — нарушена свертываемость крови, если высокое содержание эритроцитов — развивается эритремия, а это — серьезное заболевание крови…

— Опять ты про то же, — бормочет Бусыгин. — У меня в самом деле все так хер… хреново, да?

— Судя по анализам — да, — говорит Ася, оценив поправку, сделанную, само собой, исключительно ради нее. — Но вы… вы и в самом деле себя неважно чувствуете, правда?

— А то, — вздыхает Бусыгин. — Еле на ногах стою, а есть вообще не могу. Похудел до костей. Знаешь, какой я раньше был громила? А теперь… Температура тридцать восемь, ничем не собьешь, все время кости ломит. На горле какие-то шишки вспухли, да и ангина, кажись, началась…

Он говорит, а перед Асей словно всплывает страница из медицинского справочника: «Острый лейкоз сопровождается высокой температурой, слабостью, головокружениями, болями в конечностях, развитием тяжелых кровотечений. К этой болезни могут присоединяться различные инфекционные осложнения: язвенный стоматит, некротическая ангина. Также может отмечаться увеличение лимфатических узлов, печени и селезенки. Хронический лейкоз характеризуется повышенной утомляемостью, слабостью, плохим аппетитом, снижением веса. Увеличивается селезенка, печень…»

Ну и так далее, типичная, словом, картина. Какой там преданалитический этап, о котором заикнулась было Марина Сергеевна! Анализы были точны!

К несчастью для Алесея Петровича, господина Бусыгина…

— Это что-нибудь значит? — спрашивает тем временем Бусыгин. — Ты понимаешь, что именно все это значит? Какая все-таки у меня болезнь? Какая точно?

— Я не врач, — робко отвечает Ася. — Я ничего точно не могу сказать. Но дело… серьезное, если доктор Авдеев так забеспокоился.

— Да уж, похоже, что так, — вздыхает Бусыгин. — Я и сам чувствовал.

— А почему не сходили за результатом анализов сами? Уже вон… три дня прошло!

— Да ты ж видишь, какой я, — говорит Бусыгин, — да и вообще тут еще всякое-разное побежало… Ладно, не твое дело, почему я не пошел! Скажи лучше еще раз — мои дела правда плохи или это… подстава?

— Куда? — тупо спрашивает Ася.

— Что — куда? — ошарашенно спрашивает Бусыгин.

— Ну, подставка — куда?

Бусыгин мгновение смотрит на нее, потом говорит тихо:

— Дурочку строишь? Или правда такая глупая? Ну, сейчас узнаешь, куда!

Он делает странное движение, и Ася, глаза которой уже вполне привыкли к темноте, обнаруживает, что все это время Бусыгин держал в опущенной руке — так, на минуточку! — пистолет, который теперь засовывает себе за пояс, ну прямо как в кино! Затем он протягивает руку куда-то в сторону, видимо, к вешалке, потому что рука возвращается с курткой, которую Бусыгин на себя натягивает. Сует в карман листки репорта. Опять вынимает пистолет из-за пояса и говорит Асе:

— Ладно, пошли.

— Что? — отшатывается она, но свободной рукой Бусыгин хватает ее, да с такой цепкостью и силой, которую трудно ожидать от этого чуть живого человека. Хотя, говорят, иногда в стрессовых ситуациях эти самые чуть живые очень сильно мобилизуются…

— Лешенька! — отчаянно взвизгивает где-то в глубине квартиры женщина. — Да что ж ты делаешь?!.

— Молчи, мать, — угрюмо говорит Бусыгин. — Деваться некуда, сама знаешь. Все равно Павлик меня достанет рано или поздно. А так… может, поживу еще. Груша обещал… Я ему верю. Делать мне больше нечего, как ему верить! Пойду я, а ты лучше помолись за меня.

Ася, ничего, ну совершенно ничего не понявшая из этого диалога, пытается вырваться, да куда там! Правду говорят, что чуть живые мобилизуются! Да еще как!

— Пошли на улицу, — говорит Бусыгин, подталкивая Асю в бок.

И они идут, а за дверью заходится в тихих, безнадежных рыданиях женщина.