Голос крови

— От светофора А
До светофора Б,
С пальцами из окна,
С визгом на вираже,
Все тут на «бумерах»
Ездят наперегонки,
А я купил себе,
Купил себе «Ауди»!
Все пи…ц, все пи…ц,
Я теперь властелин колец,
Я теперь властелин колец,
Все — пи…ц!

Ася слушает этот маразм, не веря ушам. Так вот какой властелин колец — это хозяин «Ауди» с кольцами, а Ася-то думала — Толкиен с его хоббитами!

А голос орет все громче и громче, с плебейской откровенностью сообщая, что машину купил он в кредит, но за три года уж как-нибудь расплатится, а потом начинается вовсе уж разухабистая «дербень-Калуга»: видимо, удачник этот пустился от своего мещанского счастья в пляс… Наконец его помойное песнопение умолкает, но тотчас возобновляется: кто-то пытается дозвониться до убитого, и Ася, кажется, знает, кто…

Догадка ее осеняет — смелая, вернее, дерзкая и, очень может быть, не имеющая отношения к реальности, но она снова вспоминает темные тени на щеках убитого и темный ежик его волос. А ведь она угадала, кажется…

Нет, сейчас не время упиваться своей догадливостью. Вот он — телефон! Только руку протяни!

Однако до него сначала надо еще сделать несколько шагов. Впрочем, Ася и одного не сделает — сразу будет подстрелена. И даже если попытается подползти к убитому, тоже превратится в мишень, потому что ее черная куртка отлично видна на фоне белых ящиков. Именно потому Павлик так запросто во всех в темноте попадал, тут вообще и снайпером быть не нужно! А вот если Ася, вжавшись в землю, проползет по Крутому съезду чуть выше и там так же осторожно переберется через дорогу и станет незримой на фоне сгоревших развалил, такая же черная, как они, и дотянется до убитого, и найдет у него телефон, и вернется в развалины и позвонит оттуда…

Нет, нет, нет!

Последний отголосок страха…

Потом страх уходит — остается только удивление:

«Это я? Это со мной происходит? Это я напялила шапочку-чеченку, чтобы лицо не белело в темноте? Это я ползу, вжимаясь в землю, ощущая животом каждый камушек Крутого — и в самом деле очень крутого! — съезда? Это я каждую минуту могу словить пулю? Это я лежу в расквашенной луже, вдыхая омерзительный запах мокрой гари? Это я… это я подползаю к мертвому человеку и пытаюсь понять, где у него может лежать мобильник?»

В эту самую минуту в ночной тиши снова раздается сигнал. На сей раз это обычное инструментальное дребезжанье, какое часто услышишь. Очевидно, для разных абонентов разные сигналы вызова. Для кого-то — «властелин колец», для кого-то — просто звонок мобильного телефона. Но он тоже остается безответным…

Однако, пока звучат сигналы, Ася видит, как слабо мерцает бедро убитого. Здесь карман, в котором лежит телефон. Можно сейчас подползти и вытащить его, но Ася лежит, замерев.

Если Павлик еще караулит добычу, а скорее всего, так оно и есть, он сейчас смотрит на убитого. Не может не смотреть! Вдруг его жертва только притворяется, вдруг этот человек жив и сейчас шевельнется? И тогда Павлик его прикончит.

Надо подождать.

Вот утихнет музыка, и потом…

Ася ждет, а минуты текут, и еще никогда в жизни сакраментальное, даже где-то пошловатое сравнение времени с вытекающей из раны кровью не казалось ей таким точным, болезненно-точным…

Но хватит ждать. Больше нельзя, невозможно! Ася продвигается немного вперед, вытягивает было руку, но тотчас отдергивает ее и окунает в грязь. Ладони у нее давно черны от грязи и крови — содрала кожу, пока ползла, — а тыльная сторона предательски белеет. Но теперь все черное, неразличимое даже вблизи. Тут Асе приходит мысль, что у снайпера, очень даже может быть, не простая винтовка, а с таким «видящим» в темноте прицелом, или очки у него есть инфракрасные, так что он сейчас наблюдает все ее телодвижения и потешается потихоньку, прежде чем спустить курок… но сил бояться еще и этого у нее просто не осталось. Ей уже нечем бояться!

Ася вытягивает руку с полным ощущением, что рука эта делается длинной, вытягивается из плеча… у кого это из литературных персонажей была такая телескопическая рука? А, у Геллы из «Мастера и Маргариты», ну конечно… Когда Гелла пыталась добраться до бедняги Римского, у нее удлинилась просунутая в форточку рука, пальцы нашарили шпингалет и…

И пальцы Аси нашарили в кармане мертвого человека телефон.

Господи, только бы никто не вздумал ему сейчас позвонить! Иначе…

Никто не звонит. Мертвой хваткой стиснув мобильник, она отползает под прикрытие развалин, втискивается в вонючую сажу и набирает заветный номер 112.

— Служба спасения, дежурный, — отвечает мужской голос практически немедленно, и это почему-то вышибает у Аси все силы. Она ничего не может сказать, только тихо, жалобно плачет, и все, на что ее хватает, это пробормотать: