Голос крови

– Они нам обошлись в целое состояние. Папе мнится:::::: мнится:::::: что мы с Филиппом можем забыть свои французские корни. Дома нам разрешают говорить исключительно на французском. Я хочу сказать, папа на дух не выносит креольский язык:::::: на дух не выносит:::::: хотя и преподает его в университете. Он находит его ужааааааасно примитивным. Поэтому, когда Филипп вернулся из школы, говоря по-креольски с Антуаном, который в детстве другого языка и не слышал… а Филиппу важно, чтобы этот придурок, уж извините, считал его своим… папа был просто убит. Филипп заговорил с папой на креольском, чтобы произвести впечатление на этого болвана… и тут папа просто взвился. Нет, я его люблю, и вы тоже его полюбите, когда узнаете… :::::: «когда узнаете», это она к чему?:::::: но, мне кажется, в папе есть толика… – она почти соединяет перед собой большой и указательный пальцы, – небольшая толика снобизма. Например, я видела, хоть он и не подал виду, как его обрадовало мое участие в социальной программе помощи в «Саус-Бич».:::::: не подал виду, не вида!:::::: Он так не радовался даже…

– А что думает Филипп о своих французских корнях и всем таком? – встревает Нестор. Он не хочет ее перебивать, но слушать про папин снобизм и социальную программу помощи совсем невмоготу.

– Филиппу всего пятнадцать, – отвечает Жислен. – Я сомневаюсь, что он по-настоящему задумывается о таких вещах. В настоящий момент он желает быть негом, как Антуан и этот Дюбуа, а они желают быть американской черной шпаной, а чего желает американская черная шпана, я могу только догадываться.

Они поговорили о Филиппе и его проблемах, о школе и бандах.

– В этом городе столько национальностей и рас и этнических групп, – говорит Жислен, – но если попытаться это объяснить пятнадцатилетнему парнишке, такому как Филипп, то он вас даже не станет слушать. И знаете что? Даже если он что-то поймет, то все равно…

Жислен вдруг прикладывает палец к губам и, повернув голову, прислушивается. А затем говорит Нестору шепотом:

– По-моему, это Филипп. Он всегда входит через кухню.

Нестор тоже разворачивается и слышит, как Филипп, если это был он, бросает что-то увесистое на стол… затем распахивает холодильник.

Жислен наклоняется к гостю и все тем же шепотом произносит:

– Придя из школы, он всегда первым делом что-то пьет. Если папа дома, то стакан апельсинового сока. А если знает, что папы нет, как сегодня, то кока-колу.

Бум. Дверца захлопнулась. Жислен с опаской поглядела в сторону кухни и снова повернулась к Нестору.

– Папа не запрещает держать в доме кока-колу, но при виде Филиппа с открытой банкой он каждый раз говорит: «Это все равно что пить расплавленный фруктовый батончик». Филипп от такого юмора звереет. А смеяться не рискует, так как чувствует, что это говорится не без сарказма. Подросток, что вы хотите. Наверное, мне бы следовало с папой объясниться.

Она вопросительно смотрит на Нестора, словно рассчитывает услышать мудрый совет. Он отвечает ей предельно теплой улыбкой… пожалуй, перестарался.

– Зависит от вашего отца.:::::: Ни к селу ни к городу! Вот что значит отвлечься. Ах, этот бесхитростный, обезоруживающий взгляд… он словно говорит: «Как вы скажете, так я и решу».::::::

Она подалась вперед, так что ее лицо оказывается всего в пятнадцати дюймах от скрещенных ног. Шортики по самое некуда. Точеные ножки такие невинные и беззащитные в своем плотском проявлении. Сейчас бы обхватить…:::::: Прекрати, идиот! Тебе мало того, что ты сунул свой нос в дело, находящееся в компетенции школьной полиции? Так что займись…:::::: Он прогнал мысли о вожделении, но характерная улыбка и взгляд никуда не делись. Как, впрочем, и у нее… разве что губки поджала, дескать: «Всего, о чем мы думаем, вслух не скажешь, правда?»

Хлоп! Воздушный шарик, не успев надуться, лопнул, едва она слышит приближающиеся шаги. Жислен тотчас встает.

– Это ты, Филипп?

– Да. – Паренек старается басить как взрослый.

– Загляни на минутку. Я хочу тебя кое с кем познакомить.

Пауза… Затем «О’кей». Он сумел еще немного понизить голос в желании придать ему оттенок скуки. Жислен делает брови домиком и закатывает глаза к потолку: Вы уж извините, но с этим ничего не поделаешь.