— Кто ж откажется содержать учительницу литературы! — Гриша хлопнул себя ладонью по широкой груди. — А пока… как договорились: раздевайся и — в парилку. Чтобы была чистой, как девственница!
— За это надо выпить!
— Выпьем. — Гриша разлил по стаканам коньяк. — За литературу, подруга!
— За любовь! — Екатерина Матвеевна лукаво подмигнула Скокову, медленными глоточками осушила свой стаканчик, затихла и… Сидела она в джинсах, а встала — голая, прошлась вдоль стола, слегка покачивая бедрами и заставляя мужиков любоваться своими длинными, покрытыми южным загаром ногами, круто развернулась, вскинула руки-лебеди.
И, распахнув дверь в парную, скрылась, растаяла. Звенел где-то под потолком лишь ее бархатный голосочек:
— Девки, любите меня! Все! Хором!
Гриша хотел подняться, но Скоков удержал его.
— Не надо. Она специально тебя заводит.
— Вы что, думаете, она мне нравится? — опешил Гриша.
— Думаю, да.
— Ошибаетесь. Я таким образом искореняю проституцию.
— Блажен, кто верует, — усмехнулся Скоков.
— Я верю.
— А как быть с теми проститутками, которые в шахматы играют?
— Ими пусть Каспаров занимается.
Скоков улыбнулся. Ему нравился этот занозистый парень, и он не скрывал этого.
— Гриша, у тебя, наверное, было очень трудное детство?
— Очень! Я с утра пел: «Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры, дети рабочих…» А я — дворянин!
— Несмотря на это, я задам тебе несколько вопросов…
— Постараюсь ответить искренне, господин полковник.
Скоков насторожился.
— Откуда тебе известно, что я полковник?
— Семен Тимофеевич, не держите меня за дурака. Когда Машка сообщила, что вы хотите со мной побеседовать, мне, естественно, захотелось кое-что о вас узнать. Я позвонил Спицыну, и он выдал мне необходимую информацию.
— Какую именно?
— Что вы — полковник, бывший работник МУРа, раскручивали в свое время довольно громкие дела, в том числе и картежные, а ныне — директор частного сыскного агентства «Лучник»… Это, так сказать, официально. А неофициально… Блатные держат вас за честного мента.
— Лестно, конечно, но спасибо я им за это не скажу. — Скоков плеснул себе в чай коньяку, сделал глоточек и вытащил из кармана сигареты. — Кто такой Владимир Слепнев?
— Я его биографию не изучал.
— Гриша, я повторю то, что уже говорил твоей жене и твоему другу Решетову: если я это дело не раскручу, то на Петровке подставят вас — тебя или твою жену. Устраивает такой вариант?
— Нет.
— Тогда давай без выкрутасов.
— Хорошо. Только мне не так уж много известно, как вы думаете.
— Что я думаю, я скажу тебе в конце разговора.
Гриша скептически хмыкнул и уставился в пол.
— Слепнев — профессиональный катала. Появился он на горизонте около года назад и начал стабильно и планомерно обувать всех подряд — кто под руку попадется. Дошла очередь и до меня. Мы столкнулись с ним в одном грязном катране, куда авторитеты обычно не заглядывают. Меня это насторожило. Впрочем, не только меня — многих, ведь у нас как: авторитеты катают с авторитетами, гусары — гонщики, майданщики — работают в ресторанах, поездах дальнего следования, на вокзалах, скверах… А этот — с кем попало и где попало.
Ну ладно, сели мы с ним за стол. Сперва тянули поровну, но потом он стал постепенно перетягивать. В чем дело, думаю, ведь играем-то честно…
— Извини, — перебил Скоков. — Честно… Это как?
Гриша взял колоду, перетасовал, сделал трещотку.
— В очко играете?
— Умею.
Скоков набрал двадцать и остановился. Сказал:
— Хватит.
Гриша добрал две карты, вскрыл их, и Скоков увидел то, что и ожидал увидеть, — дама, семерка, туз.
— Очко, — сказал Гриша. — И так будет всегда, если я играю с дилетантом.
— То есть со мной, — озадаченно проговорил Скоков.
Гриша кивнул и вытащил из ящика, стоявшего под лавкой, бутылку коньяка.
— Если я играю с дилетантом, то да, я — мошенник. Это даже не игра — честный отъем денег у населения, как говорил небезызвестный вам Остап Бендер. А вот когда за стол садятся два профессионала… Здесь уже ловкость рук и всякие там примочки не помогут. В ход идут другие козыри — умная голова, память, выдержка. — Гриша разлил по стаканам коньяк и задумчиво произнес: — Вот этой самой выдержки мне иногда очень и очень не хватает. — Он сделал глоток, закурил и продолжал: — Так вот, я решил Слепня проверить… Взрезал новую колоду и уже на второй сдаче сделал заклад — положил ему в прикуп семерку и туза. С этими картами он выигрывал, с любыми другими — летел. Он взял прикуп, и я понял, что у него феноменальная память: все пятьдесят четыре рубашки он запоминал с первой раздачи.