Голос крови

Скоков представлял, на что идет Климов, зная, что его ожидают сплетни, пересуды за углом, плевки в спину и откровенное презрение товарищей по работе. Выдержать такое сможет далеко не каждый, поэтому на какое-то мгновение испытал чувство отцовской гордости за своего ученика и пожелал ему в душе мужества и удачи.

— Хорошо, я принимаю твои условия. — Он медленно встал и пожал Климову руку. — А сейчас сматывайся: я не хочу, чтобы Ракитина и ее адвокат застали нас за чашкой чая.

Климов ушел. Скоков выглянул в окно, выходившее во внутренний дворик, и увидел, что его команда самозабвенно забивает козла. Он чертыхнулся и, спустившись с крыльца, сказал:

— Яша, ко мне с минуты на минуту подъедет дама… Приготовь чай, бутерброды и создай обстановку культурного учреждения, где работают интеллигентные люди, а не козлы-забойщики.

Последнее замечание относилось ко всем, но Яша Колберг принял его на свой счет: он занимался на последнем курсе вечернего отделения юрфака, на носу были госэкзамены, и полковник всякий раз приходил в негодование, когда видел, что его подопечный так бездарно транжирит драгоценное время.

Скоков занял место Колберга.

— Чей ход?

— Ваш, — ответил Родин и, задрав голову, посмотрел на облака. — Зачем Климов приходил?

— Он уже не ходит — ползает! — Скоков потрепал по шее своего верного телохранителя — бультерьера по кличке Кефир — и грозно спросил: — Ты проболтался, что у Кости фрустрация?

Кефир ответил озадаченным взглядом.

— Я спрашиваю: ты прогнал информацию?

Кефир сообразил, что хозяин не в духе, а может быть, выпил, и, выражая свое недовольство, отбежал в кустики — помочился.

— Не пес, а детектор лжи, — улыбнулся Родин. — Любого на чистую воду выведет.

— Ходи, — недовольно проворчал Скоков.

Доиграть они не успели: на крыльцо вышел Колберг и гнусным, бесцветным голосом процедил:

— Господин полковник, к вам посетители… Господин Спицын и госпожа Ракитина!

Скоков бросил фишки и встал.

— До окончания моего разговора с ними прошу вас не уходить.

Маша Ракитина довольно часто выступала на телевидении — пела сольно и в составе своей группы, снималась в клипах, давала интервью, покупая зрителей детской непосредственностью и откровенностью: «Хочу быть богатой, знаменитой, любимой!» Созданный ею имидж пришелся публике по душе — ее боготворили и многое прощали. Все это Скокову было известно, и, войдя в кабинет, он думал увидеть эдакое длинноногое создание с осиной талией и с грудью Мэрилин Монро, но его глазам предстало совершенно другое существо — обиженная девчонка, готовая вот-вот сорваться в крик и слезы.

«Да, милая, следственный изолятор — не сахар», — посочувствовал ей Скоков. Он кивнул Спицыну — тридцатилетнему франту в светло-сером костюме и темных очках, сел в кресло, неторопливо закурил, испытывая нетерпение посетителей, и наконец остановил взгляд на Ракитиной.

— Я вас слушаю.

— Меня обвиняют в убийстве, — проглотив застрявший в горле ком, хрипло проговорила Ракитина.

Скоков молчал, продолжая пристально рассматривать звезду российской эстрады. И Ракитина, нервно покусывая тонкие, твердо очерченные губы, поведала ему в конце концов историю, которую он уже знал со слов Климова.

— Вот и все, — сказала она, достала из сумочки кружевной платочек, вытерла ладони и посмотрела на Спицына, который, успокаивая ее, многозначительно кивнул — все, мол, правильно, не волнуйся.

— У вас собственное дело? — спросил Скоков.

— Концертная деятельность.

— Группа большая?

— Вадим Решетов — исполнительный директор, пять музыкантов — ударник, труба, саксофон, гитара, аккордеон, мой муж и еще два мальчика, занимающиеся организацией концертов.

— Адвоката нет?

— Мы пользуемся услугами адвокатской конторы Спицына «Горное эхо».

Скоков перевел взгляд на Спицына.

— Вы учредитель этой конторы?

— Мой отец, Станислав Евгеньевич Спицын. — Спицын-младший кончиками пальцев достал из верхнего кармана пиджака визитку, протянул Скокову.

— Спасибо. Когда Ракитина обратилась к вам за помощью?

— Девятого числа, в день убийства.

— И что вы ей посоветовали?

— Вызвать немедленно милицию.

— Вы предпринимали какие-нибудь попытки найти ее мужа?

— Звонили в Петербург, куда он уехал по делам фирмы, но, увы, он там не появлялся.

— А зачем вы его разыскивали? Вы подозреваете…

Спицын, как бы отталкивая столь нелепую мысль, выкинул вперед ладони.

— Не мы — милиция! В голос орет: если не она, значит, он!

— А вы против такой постановки вопроса?

— Естественно.

— Почему?

— Это сделал кто-то третий. Это заказное убийство. И ментам оно — поперек горла: не умеют они «заказы» раскрывать.

— Это не их вина, а их беда, — вздохнул Скоков, поймал взгляд Ракитиной и, призывая ее к откровенности, как можно мягче улыбнулся. — Маша, вы давно замужем?

— Лет пять-шесть.

— По любви вышли?

— Да.

— А когда пришло разочарование?

Ракитина с вызовом вскинула голову:

— Я его до сих пор люблю.

— Ну, а зачем же тогда…

— Изменять? — помогла Ракитина Скокову. — Я вас правильно поняла?

— Да.