Голос крови

Дед вскинул голову, и по его взгляду, полоснувшему как ножом, Перцов понял, что влез в область недозволенного.

— Извините, — сказал он, — я подумал, что вы родственники.

— Разве я похож на еврея? — оскорбленно фыркнул дед. — Сторож я у него. Пошел на пенсию и устроился сторожем. Понял? — Он расстегнул рубашку и помассировал ладонью сердце, засветив наколку вора в законе — коронованная змея обвивает череп с кинжалом.

Перед Перцовым сидел вор старой формации, который по воровским законам не имел права работать, жениться, заводить семью, детей. И вот результат — сторож. Сторож, обслуживающий авторитета.

«Деду, наверное, такой расклад не по душе, — подумал Перцов. — Зубами небось скрипит. Может, его использовать?!

Из-за угла дома вышла средних лет женщина, высокая, статная, широкая в кости. У нее был ярко-кровавый рот и ослепительно белые зубы хищного лесного зверька. Она остановилась напротив Перцова и долго, пытливо рассматривала его. Так обычно рассматривают в магазине вещь, которую давно хотели приобрести, но по каким-то причинам не смогли.

Перцов поднял руки и повернулся, чтобы дать возможность покупателю осмотреть его сзади.

— Рано сдаешься, — сказала женщина. — Пошли.

Они спустились в подвал.

Таксист сидел за столом, курил. При виде Перцова по его пьяной физиономии расползлась недоверчивая улыбка.

— Ты? — спросил он удивленно.

— Как видишь, — ответил Перцов.

— А это кто? — Он перевел взгляд на женщину.

Увидев Таксиста, Перцов понял, что его план сработал — ему поверили, а поверив, решили замазать — повязать кровью. А женщина… Может, свидетель?

Он посмотрел ей в глаза. Она выдержала его взгляд, качнула бедрами и прошла в смежную комнату, плотно прикрыв за собой дверь.

Перцов заглянул в холодильник. Продуктов достаточно: водка, колбаса, консервы, овощи. Он прихватил бутылку «Столичной» и бычки в томатном соусе, присел к столу, выпил, закусил.

— Ты кто? — не выдержав, спросил Таксист. Нервы у него, по-видимому, были уже на пределе.

— Исполнитель, — спокойно ответил Перцов.

— И кого же ты решил исполнять?

— Тебя.

— А вот это видел? — Таксист схватил со стола остро заточенный нож, вскочил, хищно обнажив крупные белые зубы.

Перцов неторопливо закурил.

— Не прыгай! Спрут знает, что ты ментам продался.

— Почему же в таком случае я еще живой?

— Он тебя мне отдал.

— Не понял.

— Сейчас поймешь. Я — брат Слепня. И знаю то, что не знает Спрут.

— Ты, сучий потрох, меня на понт не бери!

— А ты меня выслушай…

— Ну, — выжидательно изогнулся Таксист.

В глазах Перцова зажглись точечные мстительные огоньки.

— Мне известно, что ты засадил Володьке приличные бабки и, чтобы отмазаться, свел его с Гришей Блонским. Но Гриша тоже пролетел — свою бабу на кон поставил, а ты, падаль, этим воспользовался и, якобы защищая честь друга, предложил братве снять Володьку с пробега…

— Врешь!

— Володя никогда не врал, и у меня нет такой привычки, так что, дорогой, ты сам себе могилу выкопал, сам в нее и ложись… иначе утром воры тебя на части порвут. Все понял? — Перцов встал, подошел к двери, за которой скрылась женщина, бросил взгляд через плечо. Таксист стоял на коленях, смотрел в угол, на воображаемую иконку и быстро, мелко крестился.

Утром Перцова разбудил вскрик женщины. Он оторвал голову от подушки, натянул брюки и прошел в соседнюю комнату. Таксист лежал на полу, поджав ноги, обхватив руками голову — скорчившаяся в предсмертных мучениях птица. Из груди, чуть ниже левого соска, торчала рукоятка ножа.

— Позови сторожа, — хмуро сказал Перцов.

Женщина ушла. Минут через пять в люк сбросили два мешка. Один обыкновенный, холщовый, второй — целлофановый, в каких обычно хранят летом зимнюю одежду.

— Одень, значит, и вылезай, — сказал дед.

Таксиста похоронили, вернее, закопали в глубине сада. Обязанности могильщика, естественно, взял на себя Перцов. Когда дело было сделано, дед буркнул:

— Настя баньку истопила, иди попарься.

— Настя? — переспросил Перцов. — Кто такая?

Дед выпучил глаза.

— А с кем ты спал?

— Она мне не представилась.

— С характером баба.

— Чалилась?

— За убийство, — охотно пояснил дед. — Мужика своего пришила.

Перцов разделся, прошел в парную. В деревянной кадушке отмокали два веника — березовый и дубовый. Он взял березовый, плесканул ковшиком на камушки, полез на полок.

Парился с удовольствием, охая, покряхтывая, добродушно ругаясь. Затем спустился вниз, окатился холодной водой, выскочил в предбанник. На лавке — махровая простыня, на столе — литровая кружка кваса. Выпил — квас был холодный, задиристый, — перевел дух, вытер тыльной стороной ладони губы и вдруг услышал:

— Хозяин приехал, желает тебя видеть.

— Обождет, — сказал Перцов, разглядев в проеме двери стройную фигуру женщины. — Ты кем здесь работаешь?

— Кухарка.

Перцов невольно улыбнулся.

— Не знаю, какая ты кухарка, а баба хорошая! Тебя Настей звать?

— Да.

— Славное имя. А меня — Дмитрий. Не нравится, зови Митей.

— Квасу еще налить… Митя?

— Налей, — кивнул Перцов, вспомнил трепетные, сухие, как полынь, губы, жаркое змеистое тело и подумал: «Правы люди: неизвестно, где найдешь, а где — потеряешь».

Глава VII