Голос Лема

Кинга взглянула на дисплей телефона, словно пытаясь найти там дополнительную информацию. Но Ромек уже отключился, а номер, с которого он звонил, не определялся. Она села. По ее щекам текли слезы, но она улыбалась.

— С головой у меня в порядке, — всхлипывая проговорила она. — Это точно был он. Я секунду назад с ним разговаривала. Это был он! Я могу узнать голос собственного мужа.

— Если так, значит, на борту его не было, — спокойно ответил Марек. — Ты видела, что лежит в лесу. Этого и Терминатор бы не пережил. Может, он не говорит тебе правду?

— Ясное дело, я бы предпочла, чтобы он мне соврал и провел эти несколько дней у какой-нибудь шлюхи! — крикнула она. — Ведь он жив, а если бы летел в самолете, уже был бы мертв. Верно?

Кивнув, Марек повернулся к ноутбуку.

— На карте памяти два раздела, — сказал он. — Один не зашифрован, и похоже, что там фотографии и видео… Последняя видеозапись сделана сегодня, время — без нескольких минут четыре.

Скопировав файл на диск ноутбука, он задержал палец над клавишей «ввод».

— Да, — сказала Кинга. — Я хочу это увидеть.

Картинка дрожала, люди кричали. На борту самолета всегда найдется пара глупых баб, которые вопят из-за турбулентности. Это ничего не значит: тряска — обычное дело при выходе из облаков, а глупые бабы всегда будут вопить. Это ничего не значит.

Толстяк в фиолетовом свитере поднялся с места, стюардесса велела ему сесть. Он сел, но, едва она отошла, снова встал, словно у него была идея, как решить проблему рейса номер 346. При очередной встряске он замахал руками, опрокинулся и застрял в проходе между креслами. Трясло все сильнее, картинка местами становилась полностью неразборчивой.

Кинга расслабила невольно стиснутые кулаки — ведь она знала, чем закончится этот фильм. Девушка в белой мини-юбке пробежала перед объективом и упала, споткнувшись о толстяка. Это ничего не значит, паникеров везде хватает. Кинга об этом знала, но не знала, был ли Ромек на борту. Девушка встала и побежала дальше. Оператор не паниковал. Ромек всегда умел владеть собой. Тот, кто держал телефон, методично снимал происходящее в салоне, будто ничего особенного не случилось.

— Видишь? — Марек показал на верхнюю часть экрана. — Вон, сероватое под потолком?

— Как будто дым… — Кинга пожала плечами. Она знала, чем закончится фильм, но не знала, кто держит аппарат. — Поехали дальше.

— Если бы оно было белым, могло оказаться облаком пара из разгерметизировавшейся системы. А может, масло, распыленное под давлением…

Странное пятно действительно напоминало маленькое клубящееся облачко, словно заснятое в ускоренном темпе. Картинка, однако, была нечеткой, а облачко — или что бы это ни было — едва видимым.

— А может, просто грязь на объективе, — Марек воспроизвел фрагмент несколько раз. — Хотя она не движется вместе с аппаратом. Может, осела на мгновение, а потом отвалилась…

— Дальше! — поторопила Кинга.

Облако больше не появлялось, зато сквозь крики пробился звук воющих двигателей. Оператор выпустил телефон, и перевернутая вверх ногами картинка теперь показывала карман в спинке переднего кресла. Телефон не упал на пол — судя по всему, он висел на ремешке. Кинга вглядывалась в дергающуюся картинку, не обращая внимания на ноющую от неудобного положения спину. Ромек пользовался ремешком во время путешествий. Но это тоже ничего не значило! Если кто-то украл телефон, мог украсть вместе с ремешком. Оператор встал, и в кадре появился лежащий на потолке толстяк — видео еще было перевернуто на сто восемьдесят градусов.

— Можешь повернуть?

— Потом обработаю. Досмотрим до конца. Осталось меньше минуты.

Кинга встала и наклонила голову. У самой кабины девушка в мини боролась со стюардессой. Кто-то оттащил паникершу. Все больше людей вставали и кричали. Оператор, однако, сохранял полное спокойствие. Через несколько секунд он снова сел и застегнул ремень. В кадре появились нерезкие очертания черного предмета, в котором, после того как его открыли, можно было узнать несессер. Несессер… кажется, такой был у Ромека. Кинга точно не помнила. И даже если это его несессер… то… это лишь означает, что кто-то у него этот несессер забрал.

Расплывчатая рука извлекла изнутри наушники с длинным проводом, после чего несессер полетел куда-то в сторону. Всю оставшуюся часть записи было видно лишь трясущееся кресло. Крики и шум усиливались, в последние две секунды превратившись в маленьком микрофоне аппарата в сплошной грохот.

Наступила тишина. Оба уставились на черный экран.

— Неужели… — начал Марек, но лишь вздохнул.

— Ну говори — что?

— Удивительно, что человек в падающем самолете мог как ни в чем не бывало слушать музыку и спокойно записывать на видео собственную смерть.

— Ромек — ученый. Он поступил бы так хотя бы для того, чтобы помочь найти причину… — Она замолчала, поняв, что только что сказала. — Но ведь это не он! Не смотри так на меня! Это не он. Я же с ним разговаривала. И это не бред. Ты сам при этом присутствовал.

Марек не знал, что ответить. В конце концов, голос в трубке он не слышал.