Голос ненависти

Но человек не шевелится, даже будто не дышит, и Кайрис медленно успокаивается, хотя продолжает таращиться на чужое лицо. Перед ним меркнет все: начиная от ненавистного запаха конюшни до стоящего там неприятного жара. Безбожник, значит. Проклятый богами. Совершивший такой отвратительный и мерзкий поступок, что ни один бог, даже кровожадный, коварный или хитрый, не согласится ему покровительствовать. Никто, кроме Зилая… лучше уж вообще жить без богов.

Кайрис ежится, продолжая разглядывать безбожника с каким-то болезненным любопытством. В основном лицо, внимательно всматриваясь в чужие черты. Только потому, что Кайрис так напряженно глядит, она понимает: да безбожник же мертв! Не дышит, не дрожит, не человек – мешок с картошкой. От осознания становится не по себе, и одновременно с тем мертвец будоражит кровь, не давая перевести взгляд. Спустя пару мгновений Кайрис подмечает, что одежда на безбожнике чистая и вполне добротная. Внезапная мысль прилетает как обухом по голове, заставляя замереть. Вот оно, решение, и искать ничего не надо! Но с трупа… Впрочем, в крайнем случае в ручье постирает. Сейчас не до этого: надо пользоваться возможностью.

Кайрис морщится, но заставляет себя опуститься на колени возле мертвеца – все еще опасливо, но уже не дрожа. Кривится, стягивая рубаху, ботинки, штаны… повезло, что не босой. Ее мутит, и воздух приходится втягивать сквозь сжатые зубы, но Кайрис заставляет себя не думать, а делать – и старается не касаться кожи. Быстро стянув всю одежду, она не сдерживается – плюет безбожнику прямо в лицо. Скорее выплескивая свое отвращение, страх и усталость, чем злясь. И от сделанного тут же становится легче. Больше не медля, Кайрис покидает конюшню и спешит в лес. Уж лучше ночевать на дереве, чем под боком у безбожника.

Еще день пешком, а потом два на телеге с торговцами, которым удается заплатить после продажи трав, – и цель становится все ближе и ближе. Правда с травами все оказывается сложнее, чем Кайрис думала: аптекарь, стоит ей открыть рот, ляпает: «Да у тебя голос как у девчонки, парень». Мигом бросает в пот – едва ведь себя не выдала, – но она завершает сделку. Приходится срочно вспоминать знания, полученные у Крии, и буквально на коленке варить отвар, ломающий голос так, что он начинает походить на мужской, – а потом тренироваться им говорить. Это немного задерживает Кайрис, но в итоге телега довозит ее до ворот портового города.

А потом Кайрис видит море. Хотя, вернее будет сказать: море видит Голдан – молодой странствующий парень, стоящий у причала в городском порту. От Кайрис не остается даже имени. Все это: короткие, наспех выровненные у цирюльника волосы, грубое лицо, широкие штаны, кожаные ботинки и дорожный плащ из грубой плотной кожи – как будто не ее. Даже грудь плоская и кажется жесткой – перетянута полоской ткани под рубахой. Кайрис и сама не вполне верила, что это сработает, – но люди смотрят на нее и видят паренька по имени Голдан. То, что хотят видеть.

Но сейчас это неважно. Кайрис стоит и смотрит на море, влажный ледяной ветер щиплет ее кожу, бросая в лицо запах соли, рыбьих потрохов и водорослей. По коже бегут мурашки, а холод почти мгновенно пробирает до костей, несмотря на солнце, – но Кайрис долго стоит и смотрит на разверзшуюся у пирса синюю бездну, на плеск волн, облизывающих деревянные балки, будто загипнотизированная. Вода словно живая: хлюпает и шумит, шипит, пенится белым-белым, вздымается и отступает. Это действительно не похоже ни на озеро, ни на что-либо другое, что Кайрис видела: вода уходит дальше за горизонт, и охватить ее глазами не удается. А еще Кайрис охватывает внезапное чувство свободы. Что бы ни было по ту сторону моря, там она сама будет решать свою судьбу.

А еще море – это так красиво…

Когда Кайрис наконец уходит, чтобы немного поспать в корчме, успевает стемнеть. Зато все ее сомнения будто смывает волнами вместе с песком. Ей, конечно, не обязательно делать это: стоит уехать еще дальше от деревни, и она никогда не встретит того, кого раньше знала. Да и сейчас Кайрис и мать не признает. Но там, где другая власть, другие правила, другие боги, другое небо над головой и даже звезды, может быть, другие, намного легче взять и стать самой другим человеком.

Утром следующего дня Кайрис покидает город и Мозорию навсегда.

696 год, Посадник, 27

Она стоит на палубе, сжимая пальцами влажное дерево, и неотрывно смотрит вдаль. Ноги слегка дрожат, и Кайрис будто качается от непривычки, но почти не замечает этого из-за восторга. Теперь море – везде! И его брызги уже успели покрыть руки холодными иглами. Сегодня море светло-серое, как сталь, и почти спокойное. Кайрис глядит, как на горизонте становится все меньше тонкая темная полоска между небом и морем по мере того, как корабль отдаляется от берега. Прощай, земля, сокрытая под чаячьим крылом, которое могло ее спасти и не спасло.