Голос Незримого. Том 1

Говорить «до свиданья», согласитесь, мне теперь не слишком-то удобно, хотя я его хочу, больше чем когда.[29]

Невозможно переоценить значение этого документа для понимания личности и творческих задач поэтессы.

Печатный отзыв Волошина о «Раине» был великодушным и обнадеживающим: «Книга Любови Столицы “Раиня” несла в себе очень серьезные обещания. Многое в ней очаровывало своей свежестью и подлинностью. Ее новая обещанная книга “Лада” покажет, справедливы ли были эти надежды».[30]

Второй сборник стихов Столицы «Лада» (1912) вслед за «Раиней» развивал тему «мировой девичьей души» от ее буйной (в значении изобильной) красоты и силы до конкретного воплощения в образах и типах русской женщины. Подобно художнику, поэтесса выбирает жанр, разрабатывает композицию стихотворения-картины и живописует намеченные темы и образы. Вероятно, особая художественность поэтического таланта Столицы была связана не просто с любовью к живописи, но и с наличием художественного дарования. Возможно также влияние на нее брата-художника, о судьбе живописного наследия которого сведений не сохранилось. Алексей Никитич Ершов (1885–1942), окончив реальное училище, в 1904–1906 гг. учился живописи в художественном училище у Н.Ф. Холявина (Халявина, 1869–1947), затем во Франции в Академии художеств. Материальную поддержку ему в этой непродолжительной – всего полгода – поездке в Париж оказал его родственник, известный художник Константин Алексеевич Коровин.[31] По возвращении из Франции Ершов учился в художественной школе С.Ю. Жуковского. Под влиянием сестры начал писать и опубликовал несколько рассказов.[32]

Неслучайно появление статьи Столицы «Радуга»[33] о выставке группы «Голубая роза» – художниках С. Судейкине, Н. и В. Милиоти, П. Кузнецове, Н. Сапунове. Трудно определить жанр ее выступления. Пафос его составило эмоционально-поэтическое проникновение в то невыразимое, что составляло новое содержание этого мистико-импрессионистического направления. Близким было ей и творчество В.Э. Борисова-Мусатова, последователями которого являлись члены «Голубой розы». Не исключено и личное знакомство Столицы с Борисовым-Мусатовым, поскольку он был другом Н.Ф. Холявина – учителя брата. Его памяти Столица посвятила «Этюд на клавикордах» – стихотворение в прозе, представляющее собой необычную попытку передать ритмику и звучание красок.[34]

По своей художественной выразительности раннее творчество Столицы оказалось созвучным московскому живописному символизму и во многом совпадало с ним по задачам. Эмоциональность, доходящая до экспрессивности, попытки передать состояние души, декоративность и театральность композиции при мастерском владении формой – эти отличительные черты нового живописного направления нашли отражение и в поэзии Столицы. Вполне объяснимо, что в оформлении ее книг участвовали известные художники Н.П. Крымов, А.А. Арапов (члены «Голубой розы») и С.Т. Конёнков.

Будучи участницей знаменитого «Альманаха» символистского издательства «Мусагет» (1911), Столица не могла не обратить внимания на помещенные там же стихи начинающего поэта Сергея Клычкова, близкие ей по духу. Завязалось знакомство. В конце того же года познакомилась Столица и с давним другом Клычкова – талантливым художником и скульптором Сергеем Конёнковым, автором прекрасной обложки для книги «Лада». Наезжая из родной деревни Дубровки в Москву, Клычков останавливался в мастерской Конёнкова; тот в свою очередь гостил летом у друга на хуторе недалеко от Талдома.

Встреча в мастерской художника носила дружеский, демократический характер. Сохранилось яркое описание того впечатления, которое произвела поэтесса на своих новых друзей: