В тот же вечер ветер понес меня к Столице Русской Поэзии – к Любани-Столице. Увидишь, милый друг, Столицу, не захочешь в провинцию! Она угощала меня с «подносом» красным вином, в ресторан ездили, и я у нее ночевал! Она мне говорила, я слушал, было часа 4, муж пошел спать в иные палаты, я – в опочивальне богатырской, мне было немножко… стыдно! Она говорила мне, что я не люблю ее (это правда), что после я буду сетовать на свое сердце за то, что оно вопреки обычаю обошло ее заставу! Она поцеловала меня в самые уста и… мне еще раз было несказанно совестно! Понимаешь, милый друг, я никак не думал, что дело может принять столь крутой поворот, при том: рядом спит ее сынок, через комнату муж – не пойму, как можно так удивительно верить, так спокойно спать и, пожалуй, еще так безнадежно любить, так преданно, как любит ее муж. Любань – прекрасная женщина, редкая душа, ясный, сильный талант, – но у нее прошла молодость, а что, что ее заменит, и потому прежде всего она несчастна! Странная она, ясная до слепоты, звонкая до немоты – вампир! Такая женщина заберется в душу, и будет душа после нее пустое стойло, будешь душой перекати-поле! Ни цветиков на нем не вырастет новых, а старые повяли! Слава Богу, что я в нее не влюбился! – Мы просидели до утра, прощаясь она сказала: трус! Я спал как никогда, и мне грезился ерундовый сон: будто ведут меня в райскую обитель под руки… два городовых, муж Столицы – стоит сбоку на высокой горе с длинной трубой, обращенной на Восток (он играет на трубе: оперы, танцы, и недурной музыкант), неистово трубит, надувши щеки до ужаса, а я безнадежно плачу и всё показываю ему на утреннею звезду, которая, несомненно, была – то колечко с белой руки Любани, которым я играл накануне! Кончился этот сон тем, что я проснулся вечером почти, муж сходил на работу и скоро снова будет трубить – мне стало стыдно! Милая Любань, ведь ты тоже не любишь меня! Зачем же, ой стыдно, стыдно, полюбил бы, посадила бы ты меня на цепочку от часов к ножке своего письменного стола, и стал бы мурлыкать тебе: я неискусен, молод и печален: Полно небо туч и грома, полно море волн и гула, полон лес дремучий шума, а душа… полна печали, отуманена истомой, запенёна светлой думой![45]
Удивителен «ерундовый» сон Клычкова тем, что в нем нашли отражение темы будущих произведений Столицы: райская обитель с архангелом – сюжет поэмы «Лазорь чудный», звезда от Востока – так будет названа ею драма в стихах (1918). Всё это несомненные свидетельства проникновения в духовный мир поэтессы.
Личность и творчество Столицы вызвали у Клычкова не только неподдельный интерес, но и вдохновили его на создание цикла стихотворений «Садко», посвященный поэтессе.[46]