Приведенные свидетельства дружеской близости поэтов подтверждаются и во многом были определены сходством в тематике и образах их раннего творчества, тождеством колорита их поэзии, совпадением их творческого мироощущения. Однако уже через полгода после знакомства Клычков высказывает критические замечания о творчестве Столицы:
<…> Был я в Москве. Любовь пишет, как и прежде, хорошо! Но мне почему-то кажется все-таки: хорошо, вот как хорошо, дальше прямо некуда, – и солнышко – хлеб на небесном блюде, и береза – паренек, и звон колокольный, и… – ну да что баять, сам слыхивал, – а вот кажется мне, что качается у нее на шляпе прекрасное… павлинье перо! Ее поэзия напоминает мне ушедшую квашню: теста много, а блинов мало! Ибо прекрасно это говорил Толстой про другой случай, очевидно очень близкий, что-де «это так ярко написано, что все образы от этого теряют свой аромат». А она – прежде всего чрезмерно ярка! Свет – слепит, солнце, тушащее самого <так!> себя![47]
О своем увлечении красивым статным «иноком» и о его «целомудренности» в ответ на ее чувства Столица, по-видимому, не забыла. Впоследствии она весьма невысоко оценила его раннюю поэзию:
Близко к Клюеву «Лесных былей» стоит Сергей Клычков, выпустивший два сборника: «Песни» и «Потаенный сад». Обе эти книги, собственно говоря, составляют одну по темам, вдохновлявшим автора, и по манере его стихосложения. Это – несколько кустарные сказки-присказки про царевен-королевен, богатырей, пастушков и гусляров. Тут – бухарские платки и великанские венцы, золототканые шатры и ковры, речка-быстротечка и бирюзовое колечко… Правда, муза Клычкова не Бог весть какая мудреная, правда, поэт во второй книге, как и в первой, не может еще выкарабкаться из какого-то лубочного краснобайства, но правда и то, что народничество его искреннее и хорошее, да и лад его простой и родной.[48]
Еще более показателен пример с начинающим поэтом из народа Дмитрием Семеновским (1894–1960), которого через посредство А.М. Горького финансировал и контролировал Московский комитет РСДРП. Семеновский в 1913 г. посещал литературные собрания на квартире Столицы, которые назывались «Золотая Гроздь». О времяпрепровождении молодого поэта Горькому сообщалось следующее: