Голос одиночества

Да Лун, что же ты не читаешь дальше? Ответ, который ты ищешь, ниже. Комментарий к этой гексаграмме я знаю наизусть. Мы ведь так часто читали его вместе. Много раз, потому что хорошо знаем, что такое времена бедствий. Мы с тобой так часто переживали их. «Если вода уходит из озера, ему суждено высохнуть. Это судьба. В такие времена ничего не стоит предпринимать, кроме как со смирением принять судьбу и остаться верным самому себе. Это – последние глубины нашего существа». Мы с тобой на последних глубинах, Да Лун. Нас туда столкнули, тебя и меня. Мы не стремились к этому. Я не хотела стать калекой, а ты – чтобы твоя жена круглыми сутками лежала, прикованная к кровати. Последние глубины – не самое уютное место, и мы с тобой предпочли бы никогда не попадать сюда. Но тот, кто сюда спустился, сильней, чем о себе думает. Мало кому под силу выдержать встречу с собственным «я». Ты сильный. Я никогда не слышала твоих жалоб, с тех пор как заболела. Ты переносишь мой запах. Ты моешь меня, будь то днем или ночью. Ты принял свою судьбу, Да Лун, не упрекай себя ни в чем .

«В беспрерывных поисках нового места…» Им нельзя здесь оставаться, здесь для них места нет. Да Лун захлопнул книгу и уронил голову на руки. Безропотно принять судьбу и оставаться верным самому себе. Да Лун видел одну‑единственную возможность сделать это, но пугался одной мысли о ней. Он мог бы убить и себя, и жену. Как‑то раз, спустя несколько недель после того, как Минь Фан заболела, он промучился этой идеей всю ночь, но с наступлением утра окончательно отбросил ее. Добровольно уходят из жизни только те, кому больше не на что надеяться. К таковым Да Лун тогда себя не относил. Кроме того, он не мог принимать решение за жену и не хотел оставлять детей одних. Но с некоторых пор все изменилось. Смерть родителей могла способствовать скорейшему освобождению Инь‑Инь. Что до второго пункта их условий, здесь Да Лун ей помочь не мог. Заберет или нет Инь‑Инь свои обвинения назад – решать только ей. Правда, он оставляет ее одну, без родителей. Да Лун задумался. Инь‑Инь почти тридцать. Совсем скоро она выйдет замуж, у нее появятся свои дети. Минь Фан ей в любом случае не помощница. Как долго еще сможет Да Лун опекать Инь‑Инь? Что станется с ней, если он заболеет, если умрет раньше Минь Фан? Рано или поздно он станет обузой дочери – это вопрос времени.

Как вообще приходят на ум подобные решения? Вызревают они в голове часами или возникают вдруг в неуловимом промежутке между мгновениями? Что, если Да Лун шел к этой мысли много недель, месяцев или даже лет, сам того не замечая? Как так получается, что человек устает от жизни? У Да Луна не было ответов на эти вопросы, он не принадлежал к числу тех, кто подолгу размышляет над обстоятельствами собственной смерти. Все, чего он хотел, – уйти по возможности быстро и безболезненно. Да перед этим как можно дольше прожить рядом с собственными внуками. И еще он хотел, чтобы в последний момент Минь Фан была рядом. О том, что из жизни можно уйти в любой момент, Да Лун до сих пор как‑то не задумывался всерьез. Теперь же эта мысль принесла ему какое‑то странное облегчение.

И все‑таки как это устроить? Действовать надо наверняка, иначе выживший будет обречен на страдания, вероятно не только душевные. Но как? – вот главный вопрос. Только не ножом. Он никогда не сможет перерезать вены Минь Фан. Да Лун принялся шарить по ящикам, аптечкам, шкафам, выгружая на стол всевозможные медикаменты. Собранного не хватало на двоих. Будь они здоровы, могли бы лечь вместе на рельсы. Но железная дорога слишком далеко, дотащить до нее Минь Фан Да Луну явно не под силу. Тогда что, крысиный яд? Или достать из сарая какие‑нибудь пестициды? Но Да Лун читал, что крестьяне, решившиеся уйти из жизни подобным образом, долго мучились перед смертью.